Л. Троцкий.
ЦАРСКИЙ МАНИФЕСТ*

/* Заголовок проставлен для настоящего издания. Ред./
Еще никогда российский пролетариат не проявлял такой могучей силы и сплоченности, как в нынешней революционной стачке.

Еще никогда царское правительство так открыто не сознавалось в своей слабости, как 17 октября. Рабочий класс идет вперед уверенно, мужественно и решительно. Царское правительство, злобное и трусливое, льстивое и кровожадное, отступает шаг за шагом под напором рабочей "смуты".

Манифестом 17 октября*216 правительственная шайка открыто признала перед всем миром, что русская революция загнала ее в тупой переулок.

Г. Витте, который заслужил недавно графский титул, подписавшись под военным позорищем русского самодержавия*217, теперь призван спасать Россию. Сперва народ должен был успокоиться под влиянием булыгинской Думы. А когда этого оказалось недостаточно, понадобилась конституция г. Витте.

И вот конституция дана.

Дана свобода собраний, но собрания оцепляют войсками.

Дана свобода слова, но цензура осталась неприкосновенной.

Дана свобода науки, но университеты заняты войсками.

Дана неприкосновенность личности, но тюрьмы переполнены заключенными.

Дан Витте, но оставлен Трепов.

Дана конституция, но оставлено самодержавие.

Все дано и не дано ничего. Жалкие лживые обещания даны с наглым расчетом обмануть народ!

Но неужели же граф Витте, эта хитрая травленая лиса, надеется в самом деле кого-нибудь обмануть? Неужели граф Витте думает, что великий забастовщик - русский пролетариат может поверить царскому манифесту?

Г. Витте уверял недавно железнодорожных депутатов, что всеобщее избирательное право может принести пролетариату только один вред, так как капиталисты будут на выборах покупать голоса рабочих. Русские министры так привыкли походя торговать собой, что нет ничего удивительного, если г. Витте думает, что и пролетариат торгует своей политической совестью. Но какую же меру г. Витте предлагает против подкупов? Он считает, что во избежание соблазна лучше всего лишить рабочих избирательного права и сразу оптом продать все голоса капиталистам. Графу Витте это решение может казаться гениальным. Но революционные рабочие, привыкшие вести свою борьбу начистоту, могут только презрительно усмехнуться на такие ничтожные и глупые плутни спасителя России.

Всеобщее, равное, прямое и тайное избирательное право, - этот лозунг по-прежнему остается на знамени революционной стачки, т.-е. той самой "смуты", с которой намерен бороться г. Витте.

Правда, граф может рассчитывать на то, что ему удастся успокоить "благомыслящих" граждан, т.-е. буржуазные классы. Тут его шансы обстоят несравненно лучше.

Петербургская городская дума, конечно, готова пасть в объятия г. Витте. Эта наглая дума из отъевшихся кабатчиков, низкопоклонных бюрократов и либеральных трусов имела наглость даже не подвергнуть рассмотрению поднятый рабочими вопрос о милиции.

Но разве же конституция 17 октября дана для успокоения этих господ? Разве петербургская городская дума до "конституции" беспокоила чем-нибудь г. Витте? Нет! Она всегда была так ничтожна, жадна, труслива и развращена, что могла быть для г. Витте только другом, а не врагом. Опасность для царского правительства представляют не толстосумы, а рабочий класс. Но его не успокоят ни г. Витте, ни петербургская дума, ни те либеральные газетчики, которых г. Витте призывал к себе в переднюю. Пролетариат знает, чего хочет, и знает, чего не хочет.

Он не хочет ни полицейского хулигана Трепова, ни "либерального" маклера Витте - ни волчьей пасти, ни лисьего хвоста. Он не желает нагайки, завернутой в конституцию.

Рабочий класс сам хочет быть хозяином в своей стране и потому требует демократической (народной) республики. Царь так же мало нужен народу, как и царские холопы.

И пусть знают все враги пролетариата, что его ничто не остановит на пути к республике. Всеобщая стачка показала, что она превосходное средство борьбы. Это признало само правительство 17 октября, и пролетариат продолжит ее, пока центральный Совет Депутатов не призовет его стать на работу, чтобы в нужный момент с новой силой и еще большей стремительностью ринуться в борьбу за свое освобождение.

Лозунги борьбы те же: Учредительное Собрание, удаление войск, создание милиции, амнистия, восьмичасовой рабочий день.

Ни злодейский приказ: "не жалеть патронов", ни предательский манифест 17 октября не могут изменить тактики пролетариата.

Чего не даст стачка, то будет добыто вооруженным восстанием.

Пролетариат Петербурга бодро и уверенно встречает грядущий день.

Может ли это о себе сказать г. Витте или его жалкий хозяин?

"Известия СРД" N 3,
20 октября 1905 г.
 


*216 Манифест 17 октября 1905 г., составленный Витте, был подписан в дни первой всеобщей политической стачки, которая парализовала правительственный аппарат и грозила превратиться в вооруженное восстание. Манифест заключал в себе обещания: гражданских свобод; всеобщего избирательного права, в том числе и для тех классов, кои были лишены их указом об учреждении Думы (6 августа 1905 г.); предоставления Думе прав законодательного органа. Несмотря на то, что манифест фактически давал одни лишь обещания (в самый день его опубликования, 18 октября, был издан и приказ Трепова "патронов не жалеть"), он все же имел большое значение, как первая уступка царского правительства революции. Издание манифеста было переломным пунктом в отношении к самодержавию различных общественных групп. До 17 октября против абсолютизма, за конституцию стояли более или менее решительно все группировки: "почти не было правых или если они были, то втихомолку, в скрытом состоянии. 17 октября заставило многих опомниться, образовало партии, заговорил патриотизм, чувство собственности, и русская телега начала волочить оглобли направо" - пишет Витте в своих "Воспоминаниях". Лишь виновник появления манифеста - революционный пролетариат - правильно оценил царское обещание. Решение продолжать забастовку было ответом Совета Рабочих Депутатов на предательский манифест. Текст высочайшего манифеста см. в Приложениях.

*217 Здесь имеется в виду заключение Россией невыгодного мирного договора с Японией. 26 мая 1905 года президент Соединенных Штатов Рузвельт обратился к России и Японии с нотой, в которой предлагал воюющим приступить к мирным переговорам, на что обе стороны согласились. Япония хотела мира, потому что, захватив Порт-Артур и Корею, чувствовала себя вполне удовлетворенной. Россия же, разбитая японцами и ослабленная развивавшейся революцией (9-е января, восстание на "Потемкине" и т. д.), торопилась заключить мир во что бы то ни стало. Мир был заключен на конференции в Портсмуте 23 августа 1905 года и со стороны России подписан графом Витте. Условия мира были очень тяжелые для России: Россия должна была признать японский протекторат над Кореей, уступить Японии Порт-Артур и Дальний вместе с Ляодунским полуостровом, а также южную половину Сахалина, 1200 километров построенной на русские деньги Восточно-Азиатской железной дороги, отказаться от Маньчжурии и от своих видов на Тихий океан.


Оглавление тома "Наша первая революция, часть 1"