Армия

Ф.Энгельс



Напечатана в "New American Cyclopedia", - т. II, стр. 123—140. 1858 г.
Оригинал находится на странице http://www.genstab.ru


 

Статьи Энгельса по военной истории

Армия — организованное объединение вооруженных людей, содержимое государством в целях наступательной или оборонительной войны. Из армий древнего мира первой, о которой мы имеем некоторые достоверные сведения, является армия Египта. Великая эпоха ее славы совпадает с царствованием Рамзеса II (Сезостриса), и рисунки и надписи на многочисленных памятниках его царствования, повествующие об ее подвигах, составляют главный источник наших сведений о постановке военного дела у египтян. Военная каста Египта делилась на два класса — «хермотибов» (hermotybii) и «каласиров» (calasirii)*; первый в лучшие времена насчитывал 160000 человек, второй — 250 000. Эти два класса, по-видимому, отличались друг от друга исключительно возрастом или продолжительностью службы, так что каласиры после определенного числа лет переходили в класс хермотибов, или в запас. Вся армия расселялась в виде военных поселений, причем каждый воин получал обширный участок земли в качестве вознаграждения за свою службу. Поселения эти были расположены, главным образом, в нижней части страны, где можно было ожидать нападения со стороны соседних азиатских государств; лишь несколько поселений было основано по верхнему Нилу, так как эфиопы не являлись очень серьезным противником. Сила армии была в ее пехоте, в особенности — в ее лучниках. Помимо последних в ней имелись отряды пехотинцев, различно вооруженных и распределенных по батальонам в зависимости от вооружения: копейщики, пращники, воины, вооруженные мечом, воины, вооруженные палицей, и т. д. Пехота поддерживалась многочисленными боевыми колесницами, с двумя воинами на каждой; один был возницей, другой стрелял из лука. Конница на памятниках не встречается. Единичный рисунок, изображающий человека верхом на лошади, относят к римской эпохе, и, невидимому, правильно предположение, что применение лошади для верховой езды и конницы стало известно египтянам только благодаря их азиатским соседям. Единодушные сообщения древних историков по этому допросу делают несомненным, что в позднейший период египтяне обладали многочисленной конницей, которая действовала, как и всякая вообще конница в древние времена, на флангах пехоты. Защитное вооружение египтян состояло из щитов, шлемов, нагрудников или кольчуг из различного материала. Их способ атаки укрепленной позиции обнаруживает многие из приемов и ухищрений, известных грекам и римлянам. Они имели черепаху* (testudo), таран, винею** (vinea) и штурмовую лестницу; но утверждение сэра Г. Уилькинсона, что они также были знакомы с употреблением подвижных башен и умели вести подкопы стен, является простой гипотезой. Со времен Псамметиха египтяне содержали отряд греческих наемников, которые тоже были поселены в Нижнем Египте.

Ассирия дает нам самый ранний образец тех азиатских армий, которые свыше тысячи лет боролись за обладание странами между Средиземным морем и Индом. Здесь, как и в Египте, главным источником наших сведений служат памятники. Пехота изображается вооруженной подобно египетской, хотя лук, невидимому, имел меньшее значение, и оборонительное и наступательное оружие отличалось лучшей выделкой и более изящным внешним видом. Кроме того, здесь было больше разнообразия в вооружении ввиду большего протяжения империи. Копье, лук, меч и кинжал являются главным оружием. Ассирийцы в армии Ксеркса изображены также с окованными железом палицами. Защитное вооружение состояло из шлема (часто сделанного с большим вкусом), войлочной или кожаной кольчуги и щита. Боевые колесницы все еще составляли важную часть армии; в колеснице помещалось два человека, причем возница должен был покрывать щитом лучника. Многие из бойцов на колесницах изображены в длинных кольчугах. Кроме того, существовала и конница, с которой мы тут встречаемся впервые. На более ранних скульптурных памятниках всадник сидит на неоседланной лошади; позднее вводится нечто вроде подушки, а на одной скульптуре изображено высокое седло, схожее с употребляемым ныне на Востоке. Конница вряд ли значительно отличалась от конницы персов и позднейших восточных народов. Это была легкая, иррегулярная кавалерия, атакующая беспорядочными группами, легко отражаемая хорошо вооруженной стойкой пехотой, но грозная для приведенной в расстройство или разбитой армии. В соответствии с этимона изображалась в строю позади колесниц, бойцы которых, повид.имому, составляли аристократический род войск. В тактике пехоты были сделаны, невидимому, некоторые успехи в смысле правильности движений и построения рядов. Лучники или сражались впереди, и тогда каждого из них прикрывал щитоносец, или же стояли в заднем ряду, и тогда первый и второй ряды, вооруженные копьями, нагибались или становились на колено, чтобы лучники могли стрелять. При осадах ассирийцы несомненно были знакомы с употреблением подвижных башен и ведением подкопов; а из одного места у пророка Езекиила можно, пожалуй, заключить, что они делали нечто вроде валов или искусственных холмов для того, чтобы господствовать над стенами осаждаемого города, — грубый зачаток римского agger (вала). Их передвижные и неподвижные башни подымались до уровня осаждаемой стены и выше, чтобы господствовать над нею. Они употребляли равным образом тараны и виней, а так как их армии были многочисленны, то они отводили целые рукава рек в новое русло, чтобы получить доступ к слабому участку атакуемого места или воспользоваться сухим ложем реки, как проходом в осаждаемую крепость. Армии вавилонян были, по-видимому, подобны ассирийским, но специальные подробности о них отсутствуют.

Персидская империя обязана своим величием своим основателям, — воинственным кочевникам нынешнего Фарсистана, народу наездников, у которого конница сразу заняла то преобладающее положение, которое она с тех пор занимала во всех восточных армиях вплоть до недавнего введения в них современного европейского обучения. Дарий Гистасп организовал постоянную армию, чтобы держать в повиновении завоеванные области, а также предупреждать частые восстания сатрапов, или гражданских губернаторов. В каждой провинции был, таким образом, свой гарнизон под отдельным командованием; укрепленные города занимались, кроме того, особыми отрядами.

Расходы по содержанию этих войск должны были нести провинции. В эту постоянную армию входила также гвардия царя, 10000 человек отборной пехоты («бессмертные», athanatoi), блиставшие золотом, сопровождаемые в походе длинными обозами" повозок с гаремами и слугами, а также верблюдов с припасами; в царскую гвардию входило, кроме того, 1 000 алебардистов, 1 000 человек конной гвардии к многочисленные боевые колесницы, причем некоторые из них были вооружены косами. Для больших походов ати вооруженные силы признавались недостаточными, и производился общий набор во всех провинциях государства. Масса этих различных отрядов образовывала подлинно восточную армию, составленную из самых разнообразных частей, которые отличались одна от другой вооружением и приемами боя; ее сопровождал громадный хозяйственный обоз и бесчисленное количество нестроевых. Присутствием этих последних мы должны объяснить громадную численность персидских армий, о которой говорят греки. Воины, в зависимости от своей национальности, были вооружены луками, дротиками, копьями, мечами, палицами, кинжалами, пращами и т. п. Контингент каждой провинции имел отдельного командира; эти контингента, согласно Геродоту, невидимому, подразделялись на десятки, сотни, тысячи и пр., с офицерами во главе каждого десятичного подразделения. Командование крупными объединениями или крыльями армии обыкновенно предоставлялось членам царской семьи. В составе пехоты персы и другие арийские народы (мидяне и бактряне) образовывали elite (отборную часть). Они были вооружены луками, копьями средних размеров и короткими мечамк; голова прикрывалась чем-то вроде тюрбана, туловище защищалось одеждой, покрытой железными пластинками; щит большей частью был плетеный из ивовых прутьев. Однако эти elite (отборные), как и остальная персидская пехота, терпели полное поражение всякий раз, когда им приходилось иметь дело даже с самыми немногочисленными отрядами греков; ее неповоротливые и беспорядочные толпы были способны только к пассивному сопротивлению против зарождающейся фаланги Спарты и Афин; доказательством тому могут служить Марафон, Платея, Микале и Фермопилы. Боевые колесницы, которые в персидской армии появляются в последний раз в истории, могли быть полезны на совершенно ровной поверхности против такой пестрой толпы, какою была сама персидская пехота, но против плотной массы копейщиков, которую образовывали греки, или против легких войск, пользовавшихся неровностями местности, они были более чем бесполезны, так как малейшее препятствие останавливало их. Во время сражения лошади пугались и, не слушаясь возниц, топтали собственную пехоту. Что касается кавалерии, то более ранние периоды империи дают нам мало доказательств ее превосходства ' над пехотой. На Марафонской равнине, — удобной для кавалерии местности, —было 10000 всадников, однако они не смогли прорвать ряды афинян. В позднейшую эпоху конница отличилась в сражении при Гранике2С, где, построенная в одну линию, она напала на головы македонских колонн, когда те поднимались на берег после перехода реки вброд, и опрокинула их прежде, чем они могли развернуться. Она также успешно противостояла в течение долгого времени авангарду Александра, находившемуся под командованием Птоломея, пока не подошли главные силы и легкие войска не появились на ее флангах, после чего ей пришлось отступить ввиду отсутствия второй линии или резерва. Но в этот период персидская армия была усилена включением в нее греческого элемента в виде греческих наемников, которых, вскоре после Ксеркса, цари стали нанимать на службу, и кавалерийская тактика, примененная Мемноном в сражении при Гранике, отличается столь не-азиатским характером, что мы можем, даже при отсутствии достоверных сведений, смело приписать ее греческому влиянию.

Греческие армии являются первыми, об организации которых мы имеем обширные и точные сведения. Можно сказать, что вместе с ними начинается история тактики, в особенности тактики пехоты. Не останавливаясь на описания военной системы героического периода Греции, как она изображена Гомером, когда кавалерия была еще неизвестна, когда знать и вожди сражались на боевых колесницах или сходили с них для поединка с одинаково знатным противником и когда пехота, невидимому, была немногим лучше азиатской пехоты, —мы сразу перейдем к военным силам Афин в эпоху их наибольшего величия. В Афинах каждый свободнорожденный мужчина был обязан военной службой. Только лица, занимавшие определенные общественные должности, а в более ранний период — и четвертый, или беднейший, класс свободных, были изъяты из этой повинности. Это была система милиции в обществе, основанном на рабовладении. Каждый юноша по достижении 18 лет обязан был отбывать военную службу в течение двух лет, особенно по охране границ. В течение этого времени он полностью проходил военное обучение и в дальнейшем оставался военнообязанным вплоть до 60 лет. В случае войны собрание граждан устанавливало число людей, подлежащих призыву; только в крайних случаях прибегали к levee en masse (panstratia) (всеобщее ополчение). Стратеги (strategi), в количестве десяти, ежегодно избиравшиеся народом, должны были производить набор этих войск и организовывать их, причем члены каждого племени составляли отряд под командой особого филарха (phylarchos). Филархи, так же как и таксиархи (taxiarchi) или командиры рот, тоже избирались народом. Все призванные составляли тяжело вооруженную пехоту — гоплитов (hoplitae), предназначенную для образования фаланги или глубокого линейного построения копейщиков, которые первоначально составляли всю вооруженную силу, а затем, после добавления легко' вооруженных войск и кавалерии, оставались ее основным стержнем — частью, решавшей исход битвы. Фаланга строилась различной глубины; мы встречаем упоминания о фалангах глубиной в 8, 12, 25 шеренг. Вооружение гоплитов состояло из нагрудника или лат, шлема, овального щита, копья и короткого меча. Сильной стороной афинской фаланги была атака; она славилась своим бешеным натиском, в особенности после того, как Мильтиад в сражении при Марафоне ввел такое ускорение шага во время наступления, что пехота устремлялась на врага бегом. Но в обороне афинскую фалангу превосходила спартанская, более массивная и более сомкнутая. Тогда как при Марафоне все войско афинян состояло из тяжело вооруженной фаланги в 10000 гоплитов, при Платее они имели, кроме 8 000 гоплитов, такое же число легко вооруженной пехоты. Громадная опасность персидских вторжений вызывала необходимость в расширении круга лиц, на которых распространялась воинская повинность; в списки был внесен беднейший класс тетов. Из последних формировались легко вооруженные войска — гимнеты (gymnetae), псилы (psili); они совсем не имели защитного вооружения или же имели один только щит и были снабжены копьем и дротиками. С расширением власти Афин их легко вооруженные войска были усилены контингентами союзников и даже наемными войсками. В армию были включены жители Акарнании, Этолии и Крита, славившиеся как стрелки из лука и пращники. Был сформирован промежуточный — между легко вооруженными -и гоплитами — класс войск, пельтасты (peltastae), вооруженный подобно легкой пехоте, но способный захватывать и отстаивать позиции. Однако этот род войск получил значение только после Пелопоннесской войны, когда Ификрат реорганизовал его. Легко вооруженные войска афинян пользовались высокой репутацией за свою сообразительность и быстроту как в принятии боевых решений, так и в их исполнении. В некоторых случаях, — вероятно на пересеченной местности, — они с успехом противостояли даже спартанской фаланге. Афинская кавалерия была введена в то время, когда республика была уже богата и могущественна. Гористая поверхность Аттики была неблагоприятна для этого рода войск, но соседство Фессалии и Беотии, областей, богатых лошадьми и, следовательно, первых создавших конницу, скоро повело к введению ее и в других государствах Греции. Афинская конница, сперва насчитывавшая 300, затем 600 и даже 1 000 всадников, составлялась из богатейших граждан и являлась постоянной частью даже в мирное время. Это был весьма полезный отряд, чрезвычайно бдительный, сообразительный и предприимчивый. Во время сражения конница, как и легко вооруженная пехота, обыкновенно помещалась на крыльях фаланги. В позднейшее время афиняне содержали также наемный отряд в 200 конных лучников — гиппотоксотов (hippotoxotae). Афинский воин до эпохи Перикла не получал никакой платы. Позже он стал получать 2 обола (кроме того, еще 2 обола на питание, которое воин должен был сам добывать), а иногда даже гоплиты получали не больше 2 драхм. Командиры получали двойную плату; воины-кавалеристы — тройную, а старшие командиры — вчетверо большую. Одна только тяжело вооруженная конница обходилась в 40 талантов (40 000 долларов) в год в мирное время, а во время войны — значительно дороже. Боевое построение и способ борьбы были чрезвычайно просты; фаланга образовывала центр, причем воины выдвигали свои копья и прикрывали весь фронт рядом своих щитов. Они атаковывали вражескую фалангу параллельным фронтом. Если первому натиску не удавалось расстроить боевой порядок противника, то борьба врукопашную решала битву. В то же время легко вооруженные войска и кавалерия или атаковывали соответствующие войска противника, или старались действовать на фланге и в тылу фаланги противника и использовать малейшее замешательство, обнаруженное в ее рядах. В случае победы они предпринимали преследование, в случае поражения, по возможности, прикрывали отступление. Они употреблялись также для разведки и набегов, беспокоили врага в походе, в особенности когда ему приходилось проходить через ущелья, и пытались перехватывать его обозы и отставших. Таким образом, боевой порядок был чрезвычайно прост; фаланга всегда действовала как одно целое; ее подразделения на более мелкие группы не имели тактического значения; начальникам этих подразделений приходилось только наблюдать за тем, чтобы не нарушался порядок фаланги или чтобы он, по крайней мере, был быстро восстанавливаем. Выше на немногих примерах мы показали, какова была сила афинских армий во время персидских войн. В начале Пелопоннесской войны армия насчитывала 13000 гоплитов для полевой службы, 61000 (из самых молодых и самых старых солдат) для гарнизонной службы, 1 200 всадников и 1 600 лучников. Согласно подсчетам Бека, войско, посланное против Сиракуз, насчитывало 38 560 человек, отправленные затем подкрепления доходили до 26 000 человек, а всего было около 65 000. После полной неудачи этой экспедиции Афины были истощены не меньше, чем Франция после ее русской кампании 1812 г.

Из других государств Греции Спарта была par excellence (наиболее) военным государством. Если общее физическое воспитание афинян развивало ловкость вместе с физической силой, то спартанцы направляли свое внимание преимущественно на развитие силы, выносливости и смелости. Они выше ценили стойкость в рядах и чувство военной чести, чем сообразительность. Афинянин воспитывался так, как если бы ему предстояло сражаться среди легко вооруженных войск, хотя и в строго определенном месте; но он оказывался вполне пригодным и в тяжелой фаланге; спартанец, напротив, воспитывался только для службы в фаланге. Отсюда очевидно, что пока фаланга решала исход боя, спартанец в конечном счете одерживал верх. В Спарте каждый свободный гражданин числился в списках армии с 20 до 60 лет. Эфоры (ephori) определяли число подлежащих призыву, которые обыкновенно набирались из людей среднего возраста, от 30 до 40 лет. Как и в Афинах, люди одного и того же племени или одной и той же местности зачислялись в одну и ту же часть войск. Организация армии основывалась на братствах (enoraotia.e) *, введенных Ликургом; два братства составляли пентекостис *, два пентекостиса соединялись в лох (lochos), a 8 пентекостисов, или 4 лоха, составляли мору (тога). Такова была организация во время Ксенофонта; в предыдущие периоды она, по-видимому, была иной. Численность моры 0'пределяют различно, от 400 до 900 человек; одно время она доходила, как утверждают, до 600 человек. Эти различные отряды свободных спартанцев составляли фалангу; образовывавшие ее гоплиты были вооружены копьем, коротким мечом и щитом, прикрепленным к шее. Позднее Клеомен ввел в употребление широкий карийский щит, закрепленный повязкой у локтя левой руки и оставлявший обе руки воина свободными. Спартанцы считали позорным для своих воинов возвращение после поражения без щита; сохранение щита служило доказательством того, что отступление было совершено в полном порядке и сплоченной фалангой, тогда как отдельные беглецы, спасая бегством свою жизнь, конечно, должны были бросать свои неуклюжие щиты. Спартанская фаланга обыкновенно имела восемь рядов в глубину, но иногда глубина ее удваивалась размещением одного крыла позади другого. Воины умели, по-видимому, двигаться в ногу; применялись также некоторые простейшие перестроения, как, например, перемена фронта назад полуоборотом каждого воина, выдвижение или оттягивание одного из крыльев посредством захождения плечом я т. д., но, по-видимому, они были введены только в позднейший период. В свои лучшие времена спартанская фаланга, как и афинская, знала только атаку параллельным фронтом. Дистанции между шеренгами фаланги поддерживались следующие: в походе 6 футов, во время атаки 3 фута, а при принятии атаки врага 1,5 фута. Армия находилась под командой одного из царей, который вместе со своей свитой (damosia) занимал место в центре фаланги. Впоследствии, когда число свободных спартанцев значительно уменьшилось, сила фаланги поддерживалась путем отбора из числа покоренных периэков (periaekoi). Конница никогда не превышала 600 человек, разделенных на отряды по 50 человек (ulami). Она только прикрывала крылья фаланги. Кроме того, был отряд в 300 всадников отборной спартанской молодежи, но в бою они спешивались и образовывали нечто вроде тяжело вооруженных телохранителей царя. Из легко вооруженных войск у спартанцев были скириты (skiritae) — жители горной местности вблизи Аркадии, которые обыкновенно прикрывали левое крыло фаланги; кроме того, гоплиты фаланги имели слуг — илотов, которые должны были играть роль зачинщиков боя; так, в сражении при Платее 5 000 гоплитов привели с собою 35 000 легко вооруженных илотов, но в истории мы не находим никаких сведений об их действиях.

После Пелопоннесской войны простая тактика греков подверглась значительным изменениям. В сражении при Левктре Эпаминонду с небольшими силами фиаанцев пришлось иметь дело с гораздо более многочисленной и дотоле 'непобедимой спартанской фалангой. Простая параллельная фронтальная атака здесь означала бы верное поражение, ибо оба крыла Эпаминонда подверглись бы охвату со стороны более длинного по фронту противника. Эпаминонд вместо того, чтобы наступать в линию, построил свою армию в глубокую колонну и двинулся против одного из крыльев спартанской фаланги, где помещался царь. Ему удалось прорвать линию спартанцев в этом решающем пункте; затем он завернул плечом свое войско и, двигаясь в обе стороны от прорыва, обошел прорванную линию фаланги, которая не могла образовать нового фронта, не расстраивая своего тактического порядка.

В сражении при Мантинее спартанцы придали своей фаланге более глубокое построение, но фиванская колонна все-таки снова прорвала ее. Агезилай в Спарте, Тимофей, Ификрат, Хабриас в Афинах тоже ввели изменения в пехотную тактику. Ификрат улучшил пельтастов (peltastae), род легкой пехоты, способной, однако, в случае нужды сражаться в линейном строю. Они были вооружены небольшим круглым щитом, плотным полотняным нагрудником и длинным деревянным копьем. Когда фаланга находилась в положении обороны, Хабриас заставлял первые ряды ее становиться на колено для встречи неприятельской атаки. Были введены в употребление полные каре, а также другие колонны и т. п., и в соответствии с этим различные способы развертывания стали составной частью элементарной тактики. В то же время стали уделять больше внимания легко вооруженной пехоте всех видов; у варварских и полуварварских соседей греки заимствовали различные виды оружия, ввели конных я пеших лучников, пращников и др. Большинство воинов этого периода состояло из наемников. Богатые граждане, вместо того, чтобы самим выполнять свою повинность, считали для себя более удобным платить за заместителя. Характер фаланги, как преимущественно национальной части армии, в которую допускались только свободные граждане государства, таким образом, изменился к худшему из-за этой примеси наемников, не имевших права гражданства. Незадолго до македонской эпохи Греция и ее колонии, подобно Швейцарии XVII и XVIII веков, являлись рынком для воинов-авантюристов и наемников. Египетские фараоны еще в раннюю эпоху сформировали отряд греческих войск. Впоследствии персидский царь придал своей армии известную устойчивость, включив в нее отряд греческих наемников. Вожди этих отрядов являлись ' настоящими кондотьерами, подобно кондотьерам Италии XVI века.

В течение этого периода были введены в употребление, особенно афинянами, различные военные машины для метания камней, дротиков и зажигательных снарядов. Уже Перикл пользовался некоторыми из таких машин при осаде Самоса. Осады велись посредством устройства вокруг осажденного города линии валов со рвами, брустверами,—линии, параллельной стенам города; при этом стремились разместить военные машины на господствующей позиции вблизи стен. Для разрушения стен обыкновенно прибегали к подкопам. При штурме колонна составляла синаспизм (synaspismus), т. е. наружные ряды держали щиты перед собою, а внутренние — над головами, образуя, таким образом, крышу для защиты от снарядов противника (у римлян это построение называлось testudo [черепаха]).

В то время как греческое военное искусство, таким образом, устремилось, главным образом, в сторону создания из гибкого материала наемных отрядов разного рода новых и искусственных формирований и в сторону усвоения или изобретения новых разновидностей легко вооруженных войск, в ущерб древней дорической тяжело вооруженной фаланге, которая в данную эпоху одна могла решить исход сражений, — выросла монархия, которая, усвоив все действительные улучшения, создала из тяжело вооруженной пехоты войско таких громадных размеров, что ни одна армия, с которой это войско сталкивалось, не могла противостоять его натиску. Филипп Македонский сформировал постоянную армию, состоявшую из 30 000 пехоты и 3 000 кавалерии. Главную часть армии составляла громадная фаланга в 16000 или 18000 человек, построенная по принципу спартанской фаланги, но лучше вооруженная. Небольшой греческий щит был заменен длинным продолговатым карийским щитом, а копье средних размеров — македонской пикой (sarissa) в 24 фута длиною. Глубина этой фаланги колебалась при Филиппе от 8 до 10, 12, 24 рядов. При чрезвычайной длине пик каждая из шести передних шеренг, опуская пики, могла выдвигать их острия впереди первого ряда. Стройное движение такого длинного фронта в 1 000—2 000 человек предполагает большое совершенство элементарного обучения, которым действительно непрерывно и занимались. Александр усовершенствовал эту организацию. Его фаланга обычно иасчитывала 16 384 человека и состояла из 16 рядов в глубину, по 1 024 человека в каждом; ряд из 16 человек назывался лохом (lochos) и находился под командой лохагоса, который стоял в переднем ряду. Два таких ряда составляли дилох, два дилоха — тетрарх, два тетрарха — таксиарх, два таксиарха — ксенагу, или синтагму, т. е. построение, имевшее 16 человек по фронту и 16 в глубину. Это была единица для перестроений; войска маршировали в колоннах по ксенагам, имея по фронту 16 человек. 16 ксенаг (составлявшие восемь пентекозиарх, или четыре хилиарха, или два теларха) составляли малую фалангу; две малых фаланги составляли дифалангарх, а четыре — тетрафалангарх, или собственно так называемую фалангу. Каждое из этих подразделений имело своего командира. Дифалангарх правого крыла называли головой, дифалангарх левого крыла — хвостом, или тылом. Всякий раз, когда требовалась чрезвычайная устойчивость, левое крыло занимало место позади правого, составляя фронт в 512 человек и 32 в глубину. С другой стороны, развертыванием восьми задних шеренг влево от передних можно было удвоить протяжение линии фронта, уменьшив глубину до восьми шеренг. Промежутки между воинами были те же, что и у спартанцев, но сомкнутый строй был так плотен, что внутри фаланги отдельный воин не мог повернуться. Во время сражения интервалы между подразделениями фаланги не допускались: фаланга образовывала одну непрерывную линию, которая атаковывала врага en muraille (стеной). Фалангу составляли исключительно македонские добровольцы, хотя после завоевания Греции греки тоже могли входить в нее. Все воины состояли из тяжело вооруженных гоплитов. Кроме щита и пики они носили шлем и меч, хотя после атаки этого леса пик необходимость в рукопашном бое с помощью меча встречалась не очень часто. Но когда фаланге пришлось встретиться с римским легионом, положение оказалось совсем иным. Вся фаланговая система, с ранней дорической эпохи вплоть до падения Македонской империи, страдала одним крупным недостатком: ей нехватало гибкости. Если сражение разыгрывалось не на ровной и открытой местности, то эти длинные и глубокие линии не могли передвигаться в порядке и с точностью. Каждое встречное препятствие заставляло фалангу строиться в колонну, но в этом построении она не была пригодна к действию. Кроме того, фаланга не имела второй линии или резерва. Поэтому, если ей приходилось встречаться с армией, подразделенной на более мелкие части, приспособленной к обходу местных препятствий без нарушения своего боевого порядка и построенной в несколько лилий, поддерживающих одна другую, — фаланга оказывалась беспомощной на неровной местности, где ее новый противник совершенно уничтожал ее. Но для таких противников, каких Александр имел перед собою в сражении при Арбелах29, его две большие' фаланги должны были казаться непобедимыми. Кроме тяжело вооруженной линейной пехоты, Александр располагал гвардией в 6 000 гираспистов (hyraspistae), еще более тяжело воруженных, имевших еще более крупные щиты и более длинные пики. Его легко вооруженная пехота состояла из аргираспидов (argyraspidae), с небольшими окованными серебром щитами, и многочисленных пельтастов; оба рода войск были организованы в полуфаланги, нормально численностью в 8 192 человека; они могли сражаться либо в растянутом строю, либо в линейном, подобно гоплитам; их фаланга часто имела такой же успех. Македонская конница состояла из македонской и фессалийской знатной молодежи с добавлением позднее отряда всадников из собственно Греции. Она разделялась на эскадроны (ilae), которых одна лишь македонская знать давала восемь. Конница эта представляла собою то, что мы назвали бы тяжелой кавалерией; она носила шлемы, латы с набедренниками из железных пластинок для защиты ног и была вооружена длинным мечом и пикой. Лошадь тоже носила железные налобники. Этот род кавалерии, катафракты (cataphractae), пользовался большим вниманием Филиппа и Александра; последний воспользовался ею для своего решающего маневра в сражении при Арбелах, когда он сперва разбил и подверг преследованию одно крыло персов, а затем, обойдя их центр, напал на тыл другого крыла. Конница эта производила атаку в различных строях: в линию, в обыкновенной прямоугольной колонне, в ромбовидной или клинообразной колонне. Легкая кавалерия не имела защитного вооружения, она была снабжена дротиками и легкими короткими копьями; существовал еще в македонском войске отряд акробалистов (acrobalistae), или конных лучников. Этот род войск служил для аванпостной службы, для патрулирования, разведки и вообще для иррегулярных военных действий. Он комплектовался из фракийских и иллирийских племен, которые, кроме того, давали несколько тысяч человек иррегулярной пехоты. Новым родом войск, изобретенным Александром и привлекающим наше внимание в силу того обстоятельства, что в новую эпоху он нашел подражание, были димахи (dimachae), конные войска, которые предназначались к бою как в конном, так и в пешем строю. Драгуны XVI и последующих столетий являются точной копией этих войск, как мы увидим в дальнейшем. Мы, однако, не располагаем никакими данными о том, что эта античная помесь кавалерии с пехотой удачнее справлялась со своей двойной задачей, чем современные драгуны.

Такое был состав армии, с помощью которой Александр завоевал страну между Средиземным морем, Оксусом и Сетледжем. Что касается ее численности, то в сражении при Арбелах она состояла из двух больших фаланг гоплитов (около 30 000 человек), двух полуфаланг пельтастов (16000), 4000 конницы и 6000 иррегулярных войск,— в общем всего около 56 000 человек. В сражении при Гранике его войско всех родов оружия насчитывало 35 000 человек, в том числе 5 000 конницы.

О карфагенской армии мы не знаем подробностей; споры вызывает даже количество сил, с которыми Ганнибал перешел через Альпы. Во внутреннем строении армий преемников Александра не было никаких улучшений; введение в дело слонов практиковалось лишь короткое время, так как, пугаясь огня, эти животные оказывались более опасными собственным войскам, чем врагу.

Позднейшие греческие армии (при Ахейской лиге) были организованы частью по македонскому, частью по римскому образцу.

Римская армия представляет самую совершенную систему пехотной тактики, изобретенную в течение эпохи, не знавшей употребления пороха. Она сохраняет преобладание тяжело вооруженной пехоты в компактных соединениях, но добавляет к ней: подвижность отдельных небольших единиц, возможность сражаться на неровной местности, расположение нескольких линий одна за другой, отчасти для поддержки и отчасти в качестве сильного резерва, и, наконец, систему обучения каждого отдельного воина, еще более целесообразную, чем спартанская. Благодаря этому римляне побеждали любую вооруженную силу, выступавшую против них — как македонскую фалангу, так и нумидийскую конницу.

В Риме каждый гражданин, в возрасте от 17 до 45 или 50 лет, обязан был отбывать военную службу, если только он не принадлежал к самому низшему классу или не участвовал уже в 20 кампаниях пехотинцем или в 10 кампаниях кавалеристом. Но обыкновенно в войска отбирались только более молодые люди. Обучение воина было очень суровым и было рассчитано на развитие в нем всеми возможными способами физической силы. Бег, прыганье, скачки, лазанье, борьба, плаванье — сперва без одежды, потом в полном вооружении — широко практиковались помимо регулярного обучения обращению с оружием и различным движениям. Продолжительные марши в тяжелом походном порядке, причем каждый воин нес на себе от 40 до 60 фунтов, совершались с быстротой 4 миль в час. В военное обучение входило также обращение с окопным инструментом и быстрое устройство укрепленного лагеря. И не только новобранцы, но и легионы ветеранов должны были заниматься всеми этими упражнениями, чтобы сохранять телесную свежесть и гибкость и оставаться привычным к усталости и лишениям. Такие воины действительно были способны покорить мир.

В лучшие времена республики существовали две консульские армии, причем каждая состояла из двух легионов и из отрядов союзников Рима (пехота той же численности, что и римская, конница — в двойном числе). Набор войск производился на общем собрании граждан в Капитолии или на Марсовом поле; из каждой трибы брали одинаковое число людей; эти рекруты поровну распределялись по четырем легионам, до полного их комплекта. Весьма часто в армию вновь вступали добровольцами граждане, освобожденные от службы по своему возрасту или в силу многочисленности проделанных ими кампаний. Рекруты приводились к присяге и отпускались до вызова. Когда их созывали, самых молодых и беднейших зачисляли в разряд велитов (velites - легко вооруженные), следующая группа по возрасту и имущественному положению попадала в разряд хастатов (hastati [копейщики]) и принципов (principes [занимавшие когда-то первый ряд]), самые старшие и самые богатые назначались в разряд триариев (triarii [занимавшие третий ряд!). Каждый легион насчитывал 1 200 велитов, 1 200 хастатов, 1 200 принципов, 600 триариев и 300 всадников, всего 4 500 человек. Хастаты, принципы и триарии, каждые в отдельности, подразделялись на 10 манипулов, или рот, к каждому манипулу добавлялось одинаковое число велитов. Велиты (rorarii, accensi, ferentarii) составляли легко вооруженную пехоту легиона и стояли на его крыльях, рядом с конницей. Хастаты образовывали первую, принципы — вторую линию; первоначально они были вооружены копьями. Триарии составляли резерв и были вооружены пилюмом (pihim), коротким, но чрезвычайно тяжелым и опасным копьем, которое они бросали в передние ряды врага, непосредственно перед тем, как напасть на него с мечом в руке. Каждый манипул находился под командой центуриона, имевшего второго центуриона в качестве помощника. Старшинство центурионов определялось их положением а легионе; самым младшим был второй центурион последнего, или десятого, манипула хастатов, а самым старшим первый центурион первого Манипула триариев (primus pilus), который в отсутствие командира легиона принимал на себя командование всем легионом. Обыкновенно primus pilus командовал всеми триариями, точно так же как primus princeps (первый центурион первого манипула принципов)— всеми принципами, а primus hastatus — всеми хастатами легиона. В более раннюю эпоху легионом командовали по очереди его шесть военных трибунов; каждый из них в течение двух месяцев. После первой гражданской войны во главе каждого легиона постоянными его начальниками были назначены легаты; трибуны теперь стали большей частью лицами, на которых возложены были штабные или административные обязанности. Различие в вооружении трех линий исчезло перед эпохой Мария. Пилюм был дан всем трем линиям легиона и стал отныне национальным оружием римлян. Качественное различие между тремя линиями, поскольку оно раньше вызывалось возрастами и продолжительностью службы, вскоре тоже исчезло. В сражении Метелла против Югурты, согласно Саллюстию, в последний раз появились хастаты, принципы, триарии. Марий свел 30 манипулов легиона в 10 когорт и расположил их в две линии, по пять когорт в каждой. В то же самое время нормальная численность когорты была увеличена до 600 человек; первая когорта, находящаяся под командой primus pilus, несла «орла» легиона. Конница оставалась сгруппированной в турмы (turmae), по 30 воинов и по три декуриона в каждой, причем первый из них командовал турмой. Вооружение римской пехоты состояло из щита полуцилиндрической формы 4 футов длиною и 2,5 шириною, сделанного из дерева, обтянутого кожей и укрепленного железными скрепами; в середине его была выпуклость (umbo) для парирования ударов копья. Шлем был медный, обыкновенно с удлинением назад для защиты шеи; укреплялся он на голове кожаными ремнями, покрытыми железными пластинками. Латы размером около квадратного фута были 'укреплены на кожаном нагруднике чешуйчатыми ремнями, проходившими над плечом; у центурионов они состояли из кольчуги, покрытой медными пластинками. Правая нога, подверженная ударам меча при выдвигании ее вперед, защищалась медной пластиной. Кроме короткого меча, которым больше пользовались для того, чтобы колоть, чем рубить, солдаты имели пилюм, тяжелое деревянное копье 4,5 футов длиною, с железным наконечником в 1,5 фута, всего, следовательно, длиною около 6 футов, при 2,5 квадратных дюймах в поперечнике деревянной части и около 10 или 11 фунтов весом. Брошенное на расстоянии 10—15 шагов, оно часто пробивало щиты и латы и почти всегда повергало противника. Велиты, легко вооруженные, имели легкие короткие дротики. В позднейший период республики, когда роль легко вооруженных войск перешла к вспомогательным войскам варваров, этот род войск исчез совершенно. Кавалерия была снабжена таким же защитным оружием, как пехота, — копьем и более длинным мечом. Но римская национальная конница была недостаточно хороша и предпочитала сражаться в пешем строю. В позднейшее время она была совсем упразднена, и ее заменили нумидийские, испанские, галльские всадники.

Тактическое расположение римских войск допускало значительную подвижность. Манипулы при построении отделялись друг от друга расстоянием, равным протяжению их фронта, глубина их колебалась, от 5—6 до 10 рядов. Манипулы второй линии располагались за промежутками первой линии: триарии стояли еще дальше в тылу, но сплошным фронтом. Смотря по обстоятельствам, минипулы каждой линии могли сомкнуться и образовать сплошную линию, или манипулы второй линии могли продвинуться вперед и занять промежутки в первой линии, или, наконец, когда нужна была большая глубина, каждый из манипулов принципов примыкал к тылу соответствующего манипула хастатов, удваивая его глубину. Когда пришлось иметь дело со слонами Пирра, все три линии строились с промежутками, причем каждый манипул стоял в затылок другому, так что для животных оставался свободный проход через все боевое построение. Это построение во всех отношениях превосходило неуклюжую фалангу. Легион мог двигаться и маневрировать, не нарушая своего боевого порядка в такой местности, где фаланга не могла на это отважиться, не подвергаясь крайнему риску. Один или два манипула должны были иногда сокращать свой фронт, чтобы пройти мимо препятствия; но в несколько минут фронт мог быть восстановлен. Легион мог прикрыть весь свой фронт легко вооруженными войсками, так как последние могли отойти назад через промежутки между манипулами при продвижении вперед линии фронта. Но главное преимущество состояло в расположении войск в несколько линий, вводимых в дело одна вслед за другой, в зависимости от требований момента. В фаланге один удар решал дело, в резерве не было свежих войск, вводимых в бой в случае неудачи, — фактически такая возможность даже не предусматривалась. Легион мог завязать борьбу с противником по всему его фронту, пустив в ход свои легко вооруженные войска и кавалерию; он мог противопоставить движению его фаланги свою первую линию хастатов, которых не так-то легко было разбить, ибо надо было сперва разбить поодиночке, по меньшей мере, 6 из 10 манипулов; он мог истощить противника, выдвинув принципов, и окончательно решить победу с помощью триариев. Таким образом войска и ход сражения оставались в руках полководца, тогда как фаланга, раз вступив в бой, оказывалась безвозвратно втянутой в него всеми своими силами и должна была выдерживать бой до конца. Если римский полководец хотел прервать сражение, то легионная организация позволяла ему занять позицию резервами, после чего ведущие бой войска могли отойти через промежутки и в свою очередь занять позицию. При всех обстоятельствах часть войск всегда находилась в полном порядке, ибо если даже триарии оказывались отброшенными, то две первые линии перестраивались за ними. Когда легионы Фламиния встретились на равнинах Фессалии с фалангой Филиппа, их первая атака была сначала отражена; но атака за атакой утомили македонян и ослабили сплоченность их построений; и всюду, где только стали обнаруживаться признаки расстройства, появлялся римский манипул, пытавшийся прорваться в неуклюжую массу. Наконец, когда 20 манипулов атаковали фалангу с флангов и с тыла, не стало возможности поддерживать тактическую связь; глубокое построение распалось на кучки беглецов, и сражение было проиграно.

Против конницы легион строился в orbis (круг), т. е. в своего рода каре, с обозом в центре. На походе, когда можно было ожидать атаки, легион строился в legio quadrata (четырехугольник), образуя удлиненную колонну с широким фронтом и с обозом в центре. Это было осуществимо, конечно, лишь на открытой равнине и притом только тогда, когда движение могло совершаться по открытой местности.

Во времена Цезаря легионы пополнялись по большей части добровольцами из Италии. После гражданской войны право гражданства, а вместе с ним и обязанность отбывать воинскую повинность были распространены на всю Италию, — и потому людей, пригодных для армии, теперь оказывалось гораздо больше, чем требовалось. Жалованье равнялось приблизительно заработку рабочего; рекруты поэтому являлись в изобилии, так что не было даже нужды прибегать к принудительному набору (conscriptio). Только в исключительных случаях легионы вербовались в провинциях; так, например, свой пятый легион Цезарь набрал в рэманской Галлии, но впоследствии он en masse (целиком) получил право римского гражданства. Легионы далеко не достигали своей нормальной численности в 4 500 человек; так, легионы Цезаря редко насчитывали больше 3 000. Предпочитали формировать из рекрутов новые легионы новобранцев (legiones tironum), нежели смешивать их с ветеранами в старых легионах; эти новые легионы на первых порах не допускались к сражению в открытом поле, и их употребляли, главным образом, для охраны лагеря. Легион делился на 10 когорт, по три манипула в каждой. Название хастатов, принципов, триариев сохранилось, поскольку это было необходимо для обозначения ранга командиров согласно указанной выше системе; что же касается рядовых воинов, то для них эти наименования утратили всякое значение. Шесть центурионов первой когорты каждого легиона имели право участвовать в заседаниях военного совета. Центурионы назначались из рядовых солдат и редко получали права высшего командования; школой для высших офицеров служил личный штаб полководца, состоящий из молодых образованных людей, которые быстро повышались до чина военного трибуна {tribunus militum). а затем и до чина легата (legatus). Вооружение воина осталось прежнее — копье и меч. Помимо своего снаряжения, воин нес на себе личный багаж весом от 35 до 60 фунтов. Приспособление для ношения его было так неуклюже, что воин, чтобы быть готовым к бою, должен был сперва сложить свой багаж на землю. Лагерные принадлежности армии перевозились на лошадях и мулах, которых требовалось на легион до 500. Каждый легион имел своего орла, а каждая когорта свои знамена. Для легкой пехоты Цезарь отбирал из своих легионов определенное число людей (antesignani), одинаково пригодных как для службы в легких войсках, так и для боя в сомкнутом строю. Кроме них он имел свои провинциальные вспомогательные войска, критских лучников, балеарских пращников, галльские и нумидийские части и германских наемников. Конница его состояла частью из галльских, частью из германских войск. Римские велиты и конница исчезли за некоторое время до этого.

Штаб армии состоял из легатов (legati), назначаемых сенатом; они были помощниками полководца, который их использовал для командования отдельными соединениями или боевыми участками. Цезарь первый дал каждому легиону особого легата в качестве постоянного командира. Если не хватало легатов, то команду над легионом принимал на себя квестор (quaestor). Он собственно являлся казначеем армии и главою интендантства, и в этой должности ему помогали многочисленные чиновники и ординарцы. К штабу были прикомандированы военные трибуны (tribuni militum) и молодые добровольцы, упомянутые выше (contubernales, coinites praetorii [состоящие в свите, сопровождающие штаб]), исполняющие обязанности адъютантов, дежурных офицеров; но во время битвы они сражались в строю, наравне с простыми воинами, в рядах преторской когорты (cohors praetoria), состоявшей из ликторов, чиновников, слуг, лазутчиков (speculatores) и ординарцев (apparitores) главной квартиры. Полководец, сверх того, имел нечто вроде личной охраны, состоявшей из ветеранов, которые добровольно снова вступали в армию по призыву своего прежнего начальника. Этот отряд, в походе — на лошадях, но сражавшийся в пешем строю, считался отборной частью армии; он носил и охранял vexillum (отличительное знамя) всей армии. Цезарь для боя строил армию обыкновенно в три линии: четыре когорты каждого легиона стояли в первой линии и по три когорты во второй и третьей линиях; при этом когорты второй линии становились за промежутками первой линии. Вторая линия должна была поддерживать первую; третья линия составляла общий резерв для решительных маневров против фронта или фланга противника и для отражения его решительного удара. Если случалось, что противник обходил фланги и вызывал этим необходимость удлинения линии фронта, то армия располагалась лишь в две линии. К построению в одну линию (acies simplex) прибегали лишь в случае крайней необходимости, и тогда не оставляли промежутков между когортами; при защите лагеря, однако, такое построение было общим правилом, так как линия все еще оставалась глубиною в 8—10 рядов и могла образовать резерв из людей, которые не могли поместиться на бруствере.

Август закончил дело превращения римских вооруженных сил в постоянную регулярную армию. Он распределил 25 легионов по всей империи, причем восемь были расположены по Рейну,— они считались «главной силой» {praecipuum rebur) армии, три — в Испании, два — в Африке, два — в Египте, четыре — в Сирии и Малой Азии, шесть — в Дунайских странах. В Италии были расположены гарнизонами отборные войска, рекрутировавшиеся исключительно в самой Италии и составлявшие императорскую гвардию; последняя сначала состояла из 12, позднее из 14 когорт; кроме того, город Рим имел семь когорт муниципальной гвардии (vigiles), формировавшейся первоначально из освобожденных рабов. Кроме этой регулярной армии, провинции должны были по-прежнему доставлять свои легко вооруженные вспомогательные войска, теперь большею частью сведенные к роли милиции для гарнизонной и полицейской службы. Но на находящихся под угрозой нападения границах пользовались для боевой службы не только этими вспомогательными войсками, но и иностранными наемниками. Количество легионов возросло при Траяне до 30, при Септимии Севере — до 33. Легионы, кроме своих номеров, носили особые названия по месту своего расположения (L. Germanica, L. Italica), или по имени императора (L. Augusta), или по имени богов (L. Primigenia, L. Appollinaris), или присвоенные им как почетное отличие (L. fidelis, L. pia, L. invicta). Организация легиона подверглась некоторым изменениям. Командир его назывался теперь префектом. Первая когорта численно была удвоена (cohors milliaria [тысячная]), а нормальная численность легиона повышена до 6100 человек пехоты и 726 человек конницы; это считалось минимумом, и в случае нужды к легиону добавлялась одна или более cohortes milliariae, т. е. когорт двойной численности. Эти cohortes milliariae находились под командой военного трибуна, остальные когорты — под командой трибунов или praepositi (начальников); чин centurio (центуриона), таким образом, стал теперь чином младших командиров. Общим правилом сделалось допущение в легионы рабов и вольноотпущенников, уроженцев провинций и вообще людей разного рода; римское гражданство требовалось только для преторианцев в Италии, но даже и здесь в дальнейшем отказались от этого требования. Таким образом, римская национальность в армии весьма скоро потонула в потоке варварскими полуварварских, романизованных и нероманизованных элементов; одни только командиры попрежнему были римского происхождения. Это ухудшение элементов, составлявших армию, весьма скоро отразилось на ее вооружении и тактике. Тяжелые латы и копье были отброшены; утомительная система обучения, создавшая победителей мира, пришла в упадок; лагерная прислуга и роскошь сделались для армии необходимыми; обоз (impedimenta) увеличивался параллельно с уменьшением силы и выносливости армии. Как и в Греции, упадок характеризовался пренебрежением к тяжело вооруженной линейной пехоте, нелепым придумыванием всякого рода легкого вооружения и заимствованием вооружения и тактики у варваров. Возникли бесчисленные виды легко вооруженных войск (auxiliatores, exculcatores, jaculatores, excursatores, praecursatores, scutati, funditores, balistarii, tragularii), вооруженные всевозможным метательным оружием, а Вегеций сообщает нам, что конница была улучшена в подражание готам, аланам и гуннам. В конце концов исчезло всякое различие в снаряжении и вооружении между римлянами и варварами, и германцы, физически и морально стоявшие выше, перешагнули через тела дероманизированных легиоков. Таким образом, завоеванию Запада германцами противостоял лишь жалкий остаток, смутная традиция древней римской тактики; но даже и этот жалкий остаток был теперь уничтожен.

В отношении развития тактики все средневековье является совершенно бесплодным периодом, каким оно было и для всех других наук. Феодальная система, будучи по самому своему происхождению военной организацией, тем не менее по существу своему была враждебна всякой дисциплине. Обычным явлением были восстания и отложения крупных вассалов вместе с их вооруженными силами. Отдача приказаний военачальникам превращалась обыкновенно в шумный военный совет, который делал невозможными какие бы то ни было широкие операции. Война поэтому редко сосредоточивалась на решающих пунктах; борьба за обладание одним каким-нибудь пунктом заполняла целые кампании. За весь этот период (не считая смутное время от VI до XII столетия) единственными крупными операциями являются экспедиции германских императоров против Италии и крестовые походы, причем как те, так и другие были одинаково безрезультатны.

Средневековая пехота, комплектовавшаяся из феодальной челяди и частью из крестьянства, состояла, главным образом, из копейщиков и большею частью ни на что не годилась. У рыцарей, покрытых с ног до головы железом, было любимым спортом въезжать поодиночке в эту незащищенную толпу и беспрепятственно ее уничтожать. Часть пехоты на континенте Европы была вооружена самострелами (арбалетами), тогда как в Англии национальным оружием крестьянства сделался длинный лук. Этот длинный лук был очень грозным оружием и обеспечил превосходство англичан над французами при Креси, Пуатье и Азинкуре. Легко защищаемый от дождя, который делал самострел на время непригодным, этот лук метал стрелу на расстояние свыше 200 ярдов, т. е. немногим меньше, чем дальность действия старого гладкоствольного мушкета. Стрела пробивала доску в дюйм толщиною и проходила даже сквозь латы. Благодаря этому длинный лук долго еще удерживал свое место даже против первого ручного огнестрельного оружия, тем более, что можно было выпустить шесть стрел за время, пока мушкет этой эпохи заряжался и производил один выстрел; и даже еще в конце XVI столетия королева Елизавета пыталась вновь ввести в качестве боевого вооружения национальный длинный лук. Он был особенно пригоден против кавалерии; стрелы, если даже вооружение всадников защищало от них, ранили или убивали лошадей, а спешенные рыцари оказывались неспособными к бою и обыкновенно захватывались в плен. Лучники действовали или в рассыпном, или в линейном строю. В средние века кавалерия являлась решающим родом войск. Сплошь покрытые доспехами рыцари, атакующие в правильном строю, были первым видом тяжело вооруженной кавалерии, какую мы встречаем в истории, так как катафракты Александра, хотя они и решили исход боя при Арбелах, настолько были исключением, что после этого дня мы ни разу о них больше не слышим, и в течение всего остального периода древней истории пехота сохраняет на поле сражения свое преобладание. Единственный прогресс, таким образом, переданный нам средними веками, состоят в создании кавалерии, от которой по прямой линии происходит наша конница. И, однако, насколько неповоротлива была эта кавалерия, доказывает тот факт, что в течение всего средневековья кавалерия являлась тяжелым, медленно движущимся родом войск, тогда как вся легкая служба и быстрые движения выполнялись пехотой. Рыцари, впрочем, не всегда сражались сомкнутым строем. Они предпочитали вступать в боевые поединки один на один или же гнать своих лошадей в гущу вражеской пехоты;

таким образом, способ ведения боя возвратился к гомеровским временам. Выступая сомкнутым строем, кавалерия атаковала или линейным фронтом (рыцари — в первом ряду, более легко вооруженные оруженосцы - во втором), или глубокой колонной. Подобная атака предпринималась, как правило, только против рыцарей неприятельской армии;

против пехоты она была бы бесполезной растратой сил. Лошади, обремененные своей броней и броней своего всадника, могли двигаться лишь медленно и только на небольшие расстояния. Поэтому во время крестовых походов и в войнах с монголами в Польше и Силезии эта малоподвижная кавалерия все время находилась в состоянии крайнего утомления и в конце концов ее побеждала подвижная легкая конница Востока. В австрийской и бургундской войнах против Швейцарии рыцарям, попавшим в затруднительное положение в неудобной местности, приходилось спешиваться и образовывать фалангу, еще более неподвижную, чем македонская; в горных ущельях на них сбрасывали сверху обломки скал и стволы деревьев, в результате чего фаланга теряла свой тактический порядок и рассеивалась решительной атакой.

К XIV столетию был введен род более легкой кавалерии, и часть лучников, чтобы облегчить их маневрирование, была посажена на лошадей; но эти и подобные им изменения скоро сделались бесполезными, были оставлены или превратились в отрицательные черты благодаря введению того нового элемента, которому предстояло изменить всю систему ведения войны, — пороха.

От арабов, живших в Испании, знакомство с выработкой и употреблением пороха распространилось на Францию и на остальную Европу; сами арабы получили его от народов Дальнего Востока, которые, в свою очередь, заимствовали его от первоначальных изобретателей — китайцев. В первой половине XIV столетия пушка была впервые введена в европейских армиях; это были тяжелые неповоротливые артиллерийские орудия, бросавшие каменные ядра и пригодные только для осадной войны. Однако скоро изобретено было мелкое огнестрельное оружие. Город Перуджия в Италии обзавелся в 1364 г. 500 штук ручного огнестрельного оружия, ствол которых был не более 8 дюймов в длину; они затем дали толчок производству пистолетов .(названных так по городу Пистоя в Тоскане). Немного спустя стали выделывать более длинное и более тяжелое ручное огнестрельное оружие — аркебузы (arquebuses), соответствующие нашему современному мушкету; но, имея короткий и тяжелый ствол, они стреляли лишь на ограниченное расстояние, а фитильный запал служил почти непреодолимым препятствием для точного прицеливания; кроме того, они отличались и всевозможными другими недостатками. К концу XVI столетия в Западной Европе уже не существовало войск, не имевших своей артиллерии и частей, вооруженных аркебузами. Но влияние нового оружия на общую тактику было весьма мало заметно. Как крупное, так и мелкое огнестрельное оружие требовало очень много времени для заряжания, а по своей неуклюжести и дороговизне не имело никаких преимуществ перед самострелом даже около 1450 г.

Между тем общее крушение феодальной системы и рост городов привели к изменениям в составе армий. Более крупные вассалы либо были подчинены центральной властью, как во Франции, либо превратились в якобы независимых суверенов, как в Германии и Италии. Сила более мелкой знати была сломлена центральной властью, действовавшей в союзе с городами. Феодальные армии перестали существовать, стали формироваться новые армии из многочисленных наемников, которым разложение феодализма дало свободу служить тому, кто будет им платить. Так возникло нечто подобное постоянным армиям; но эти наемники, люди всевозможных наций, которых трудно было держать в порядке и которым платили не очень аккуратно, совершали весьма большие бесчинства. Поэтому во Франции король Карл VII создал постоянные войска из местных уроженцев. В 1445 г. он произвел набор 15 ордонансовых рот (compagnies d'ordonnance), no 600 человек в каждой, а всего 9 000 кавалеристов, расположенных в городах королевства и аккуратно получавших жалованье. Каждая рота делилась на 100 пик (lances); пика состояла из латника, трех лучников, одного оруженосца и одного пажа. Таким образом, они образовывали соединение тяжелой кавалерии с верховыми лучниками, причем оба эти рода оружия, разумеется, действовали в сражении отдельно. В 1448 г. он добавил 16000 вольных лучников, под командой четырех капитан-генералов, каждому из которых были подчинены восемь рот по 500 человек. Все лучники были вооружены самострелами. Они набирались и вооружались приходами и освобождались от всех налогов. Эти войска можно считать первой постоянной армией нового времени.

К концу этого первого периода развития современной тактики, в том ее виде, как она возникла из средневекового беспорядка, положение вещей сводилось приблизительно к следующему. Главная масса пехоты, состоявшая из наемников, была вооружена пиками и мечами, латами и шлемом. Сражалась она густыми, сомкнутыми массами, но, будучи лучше вооружена и обучена, чем феодальная пехота, проявляла в бою большую стойкость и порядок. Рекруты, набираемые путем регулярного набора, и наемники, бывшие профессиональными солдатами, стояли, понятно, выше случайно набранных рекрутов и беспорядочных толп феодальной челяди. Тяжело вооруженная кавалерия теперь иногда находила необходимым атаковать пехоту сомкнутым строем. Легко вооруженная пехота все еще состояла, главным образом, из лучников, но ружья стали применяться в схватках все больше. Конница все еще оставалась главным родом оружия; тяжелая кавалерия — всадники, закованные в железо, — уже не состояла обязательно из дворян и должна была перейти от своего прежнего рыцарского и гомеровского способа борьбы к более прозаическим атакам сомкнутым строем. Но неповоротливость такой кавалерии всеми теперь признавалась, и придумывалось много различных проектов создания более подвижного вида конницы. Конные лучники, как было упомянуто, должны были отчасти восполнить этот пробел; в Италии и соседних странах стали находить себе службу страдиоты (stradioti) — легкая кавалерия турецкого типа, состоявшая из боснийских и, албанских наемников, — род башибузуков; ее очень боялись, особенно во время преследования. Польша и Венгрия, кроме тяжелой кавалерии, заимствованной у Запада, сохранили свою национальную легкую конницу. Артиллерия была еще в младенчестве. Тяжелые пушки того времени вывозились, правда, на поле сражения, но они не могли оставлять раз занятую позицию; порох был плохой, заряжались пушки с трудом и медленно, а каменные ядра выбрасывались лишь на короткое расстояние.

Конец XV и начало XVI столетий отмечены двойным прогрессом: французы усовершенствовали артиллерию, а испанцы придали новый характер пехоте. Карл VIII французский сделал свои пушки настолько подвижными, что не только мог брать их с собой на поле сражения, но и менять их позицию во время боя и вести их за остальными войсками во время их передвижения, которое, впрочем, совершалось не очень быстро. Таким образом, Карл VIII явился основателем полевой артиллерии. Его пушки, поставленные на колесные лафеты и перевозимые большим количеством лошадей, неизмеримо превосходили старомодную неуклюжую артиллерию итальянцев (перевозимую быками) и производили такое опустошение в густых колоннах итальянской пехоты, что Макиавелли написал свое «Искусство войны», главным образом, для того, чтобы предложить строй, могущий уменьшить потери пехоты от действия такой артиллерии на пехоту. В сражении при Мариньяно Франциск I французский разбил швейцарских пикейщиков благодаря действенному огню и подвижности этой артиллерии, которая с фланговых позиций стреляла вдоль по швейцарскому строю. Но господству пики в пехоте приходил конец. Испанцы улучшили обычное в то время ружье (arquebuse) и ввели его для регулярной тяжелой пехоты. Их мушкет (hacquebutte) представлял собою тяжелое, длинноствольное оружие, с дулом для пуль в 2 унца весом, из которого стреляли с подставки, образуемой вилкообразным шестом. Пули мушкета пробивали самые толстые латы, а потому он приобрел решающее значение против тяжелой кавалерии, которая приходила в замешательство, как только всадники начинали падать. 10—15 мушкетеров присоединялись к каждой роте пикейщиков, и действие их огня при Павии изумило как союзников, так и врагов. Фрундсберг передает, что в этом сражении один выстрел из мушкета выбивал из строя несколько человек и лошадей. С этого времени начинается превосходство испанской пехоты, длившееся свыше ста лет.

Война, вызванная восстанием Нидерландов, имела большое влияние на формирование армий. Испанцы и голландцы значительно улучшили все виды войск. До той поры каждый желавший вступить в наемную армию должен был являться вполне экипированным, вооруженным и умеющим пользоваться своим оружием. Но в этой длительной войне, продолжавшейся 40 лет, в небольшой стране скоро стало нехватать подходящих рекрутов этого рода. Голландцам приходилось довольствоваться теми физически годными добровольцами, которых они могли добыть, и правительство было поставлено перед необходимостью озаботиться их обучением. Мориц Нассауский составил первый строевой устав нового времени и этим заложил основы единообразного обучения целой армии. Пехота снова начала маршировать в ногу; она много приобрела в смысле однородности и сплоченности. Теперь она была сформирована в более мелкие подразделения; роты, дотоле насчитывавшие от 400 до 500 человек, были уменьшены теперь до 150—200 человек, причем 10 рот составляли полк. Усовершенствованный мушкет вытеснил пику; треть всей пехоты состояла из мушкетеров, соединенных в каждой роте с пикейщиками. Эти последние, нужные только для рукопашного боя, сохранили свои шлемы, латы и стальные рукавицы; мушкетеры освободились от всякого защитного вооружения. Пикейщики строились обыкновенно в два ряда, мушкетеры в 5—8 рядов; произведя залп, первый ряд отходил назад, чтобы снова зарядить свои мушкеты. Еще большие перемены имели место в тяжелой кавалерии, и здесь Мориц Нассауский сыграл такую же руководящую роль. Ввиду невозможности создать тяжелую кавалерию из одетых в броню всадников, он организовал легкую конницу, которую набрал в Германии, вооружив ее шлемом, кирасой, медными наручниками, стальными рукавицами и высокими сапогами; а так как, имея только копье, она не могла бы померяться с тяжело вооруженной испанской кавалерией, то он дал ей меч и длинные пистолеты. Этот новый вид кавалеристов, близкий нашим современным кирасирам, скоро доказал свое превосходство над значительно менее многочисленной и менее подвижной испанской тяжелой кавалерией, лошадей которой новая конница успевала пристрелить прежде, чем эта медленная масса успевала на нее обрушиться. Мориц Нассауский так же хорошо обучал своих кирасиров, как и пехоту; он достиг в этом таких успехов, что ог отважиться в сражении на перемену фронта и на другие движения мелкими и крупными частями. Альба тоже вскоре нашел необходимым улучшить свою легкую конницу; до того она была пригодна лишь для борьбы врассыпную и для единоборства, но под его руководством она скоро выучилась атаковывать целыми частями, наподобие тяжелой кавалерии. Построение кавалерии оставалось попрежнему в 5—8 рядов. Около этого времени французский король Генрих IV ввел новый вид кавалерии — драгунов, т. е. вначале — род пехоты, посаженной на лошадей, исключительно в целях более быстрого передвижения; но уже через несколько лет после их введения ими стали пользоваться так же, как настоящей кавалерией, снабдив их соответственным снаряжением для этой двойной роли. Они не имели ни защитного вооружения, ни высоких сапог, но были снабжены кавалерийским мечом (палашом), а иногда и копьем; кроме того, они носили пехотные мушкеты или более короткие карабины. Войска эти, однако, не оправдали ожиданий, связанных с их сформированием; они скоро сделались частью регулярной кавалерии и перестали сражаться в качестве пехоты. (Император Николай в России пытался возродить первоначальных драгунов, сформировав корпус в 16000 человек, пригодный для конной и пешей службы; но им ни разу не пришлось спешиться в бою, они всегда сражались как кавалерия, и корпус этот теперь расформирован и присоединен в качестве конных драгунов к остальной русской кавалерии.) В артиллерии французы сохранили достигнутое ими превосходство. Около этого времени ими был изобретен удлинитель (prolonge), а Генрих IV ввел картечь. Испанцы и голландцы тоже упростили и сделали более легкой свою артиллерию, но она все же осталась неповоротливой, и легкие подвижные пушки достаточного калибра, стреляющие на достаточную дистанцию, были еще неизвестны.

С Тридцатилетней войны начинается период ГуставаАдольфа, великого военного реформатора XVII столетия. Его пехотные полки состояли на две трети из мушкетеров и на одну треть из пикейщиков, а несколько полков состояли из одних только мушкетеров. Мушкеты делались настолько облегченными, что подставка при стрельбе из них стала излишней. Густав-Адольф ввел также бумажные патроны, которые значительно облегчили заряжание. Глубокое построение было упразднено; его пикейщики строились в шесть рядов, а мушкетеры только в три ряда. Эти последние обучались стрельбе повзводно и рядами. Неповоротливые полки в 2 000 или 3 000 человек были сведены к 1 300 или 1 400 человек, в составе восьми рот, причем два полка составляли бригаду. При помощи такого построения он побеждал густые массы своих противников, построенные часто в колонну или в каре, глубиною в 30 шеренг, причем его артиллерия производила среди них страшные опустошения. Кавалерия была реорганизована на тех же началах. Всадники в броне совсем были упразднены. Кирасиры были лишены медных наручников и других бесполезных частей своего защитного вооружения, что сделало их значительно более легкими и подвижными. Его драгуны сражались почти всегда как кавалеристы. И кирасиры и драгуны строились лишь в три шеренги, и им строго приказывалось не терять времени на стрельбу, а сразу атаковать с палашом в руке. Они были подразделены на эскадроны по 125 человек. Артиллерия была улучшена придачей ей легких пушек. Одно время прославились кожаные пушки Густава-Адольфа, но они удержались недолго. Они были заменены литыми чугунными 4-фунтовыми пушками, столь легкими, что их могли тащить две лошади; эти пушки были в состоянии давать шесть выстрелов в то время, пока мушкетер делал два выстрела; каждый полк пехоты получил по две таких пушки. Так было установлено деление полевой артиллерии на легкую и тяжелую; легкие пушки сопровождали пехоту, тогда как тяжелые оставались в резерве или занимали позицию на все время сражения. Армии этого времени начинают обнаруживать все возрастающее преобладание пехоты над кавалерией. В сражении при Лейпциге в 1631 г. Густав-Адольф имел 19000 пехоты и 11000 кавалерии, Т или — 31 000 пехоты и 13000 кавалерии. В сражении при Люцене у Валленштейна было 24000 пехоты и 16000 кавалерии (в 170 эскадронах). Число пушек также увеличилось с введением легких орудий; у шведов часто было от 5 до 12 орудий на каждую тысячу солдат; а в сражении на Лехе ГуставАдольф форсировал переправу через эту реку под прикрытием огня 72 тяжелых орудий.

В течение второй половины XVII и первой половины XVIII столетий, с введением во всеобщее употребление штыка, в пехоте были окончательно упразднены пики и всякое защитное вооружение. Это оружие, изобретенное в 1640 г. во Франции, должно было бороться против пики в течение 80 лет. Австрийцы первыми приняли его для всей своей пехоты, за ними пруссаки; французы удерживали пику до 1703 г., а русские—до 1721 г. Кремневый замок к ружью, изобретенный во Франции около того же времени, что и штык, был к 1700 г. тоже постепенно введен в большинстве армий. Он существенно сокращал процедуру заряжания, защищал до известной степени порох на полке от дождя и этим много содействовал упразднению пики. Однако стрельба все еще производилась так медленно, что солдат за все сражение обыкновенно мог израсходовать не более 24—36 патронов; только во второй половине этого периода улучшение военных уставов, лучшее обучение и дальнейшее усовершенствование в конструкции ручного огнестрельного оружия (особенно железный шомпол, впервые введенный в Пруссии) позволили солдату стрелять с значительной быстротой. Это сделало необходимым дальнейшее уменьшение глубины построения, и пехота теперь стала строиться лишь в 4 шеренги. Был создан род отборной пехоты в виде гренадерских рот, первоначально предназначенных для бросания ручных гранат, прежде чем вступить в рукопашный бой, но скоро они стали сражаться с одними лишь мушкетами. В некоторых германских армиях уже во время Тридцатилетней войны были сформированы стрелки, вооруженные нарезными ружьями. Нарезное ружье было изобретено в Лейпциге в 1498 г. Этим оружием теперь пользовались наряду с мушкетом; им вооружались лучшие стрелки в каждой роте; но вне Германии это оружие не пользовалось успехом. Австрийцы тоже создали род легкой пехоты, носившей название пандуров (pandours). Это были хорватские и сербские иррегулярные войска с турецкой военной границы, полезные при партизанской борьбе и преследовании, но бесполезные в сражении с точки зрения тактики того времени в силу абсолютного отсутствия у них выучки. Французы и голландцы создали для тех же целей иррегулярную пехоту, получившую название вольных рот (compagnies franches). Кавалерия тоже получила во всех армиях более легкое вооружение. Исчезли бронированные всадники; кирасиры сохранили лишь нагрудник (кирасы) и шлем; во Франции и Швеции были упразднены даже и кирасы. Все возрастающая действенность и скорость пехотного огня говорили против применения кавалерии. Вскоре было признано совершенно бесполезным для этого рода войск атаковывать пехоту с палашом в руке; мнение о непреодолимости огневой линии стало настолько преобладающим, что считали и для кавалерии необходимым полагаться больше на карабин, чем на палаш. Таким образом, в течение этого периода часто случалось, что две линии кавалерии вели между собой огневой бей, точно пехота; считалось большой смелостью подъезжать к врагу на 20 ярдов, давать залп и атаковывать рысью. Однако Карл XII держался правил своего великого предшественника. Его кавалерия никогда не останавливалась для стрельбы: она всегда атаковывала с палашом в руке, кто бы ни находился против нее — кавалерия, пехота, батареи и траншеи, — и всегда успешно. Французы тоже отказались от новой системы и полагались на один лишь палаш. Глубина построения кавалерии была снова уменьшена — с четырех до трех рядов. В артиллерии стало теперь общим явлением уменьшение веса орудий, пользование патронами и картечью. Другая крупная перемена состояла во включении этого рода войск в состав армии. До той поры хотя пушки и принадлежали государству, но люди, обслуживающие их, не были собственно солдатами, а составляли род гильдии, и артиллерия признавалась не особым родом войск, а ремеслом. Ее офицеры не имели соответственного чина в армии, и их считали более близкими к мастерам — портным и столярам, — чем к джентльменам с офицерским патентом в кармане. Однако около этого времени артиллерия была сделана составной частью армии и подразделена на роты и батальоны; артиллерийская прислуга превращена в постоянных солдат, а офицеры получили те же чины, что в пехоте и в кавалерии. Вызванные этой реформой централизация и устойчивость личного состава артиллерии проложили путь артиллерийской науке, которая при старой системе не могла развиваться.

Переход от глубокого построения к линейному, от пики к мушкету, от преобладания кавалерии к преобладанию пехоты постепенно завершился к тому времени, когда Фридрих Великий начал свои кампании и вместе с ними открыл классическую эру линейной тактики. Он строил свою пехоту в три шеренги и довел ее стрельбу до пяти выстрелов в минуту. В самых первых боях его при Молльвице эта пехота развернулась в линию и отразила беглым огнем все атаки австрийской кавалерии, которая только что привела в полное расстройство прусскую конницу; покончив с кавалерией, прусская пехота атаковала австрийскую, разбила ее и, таким образом, выиграла сражение. К построению в каре против кавалерии в крупных сражениях никогда не прибегали или пользовались лишь в тех случаях, когда пехота оказывалась застигнутой врасплох кавалерией на марше. В сражении крайние крылья пехоты, находясь под угрозой кавалерии, растягивались и загибались в форме буквы Г (en potence), и обычно это признавалось достаточным. В противовес австрийским пандурам Фридрих сформировал подобные же иррегулярные войска— пехоту и кавалерию, но никогда не полагался на них в боях, в которых они редко принимали участие. Медленное продвижение огневой линии решало его сражения. Кавалерия, бывшая в пренебрежении при его предшественнике, ныне пережила полную революцию. Она строилась лишь в две шеренги, и стрельба была строго запрещена, кроме случаев преследования врага. Искусство верховой езды, которому до сих пор придавали мало значения, стало теперь культивироваться с величайшим вниманием. Все перестроения должны были производиться на полном ходу, и от солдат требовалась при этом крепкая посадка. Усилиями Зейдлица кавалерия Фридриха достигла совершенства, не превзойденного ни одной кавалерией, существовавшей в то время или когда бы то ни было раньше: ее лихой галоп, стройный порядок, стремительная атака и быстрота восстановления порядка не имеют себе равных и в кавалерии последующих времен. Артиллерия была настолько значительно облегчена, что некоторые из пушек крупного калибра не могли выдерживать полного заряда, и их пришлось впоследствии упразднить. Однако тяжелая артиллерия оставалась все еще весьма медлительной и неповоротливой в своих движениях, в силу своих плохих, тяжелых лафетов и несовершенства организации. В сражении она сразу занимала свою позицию, а иногда меняла ее на другую, впереди, но никакого маневрирования не практиковалось. Легкая артиллерия — полковые пушки, присоединенные к пехоте,— размещалась впереди пехотной линии, в 50 шагах перед интервалами, образуемыми батальонами; она продвигалась вперед вместе с пехотой, причем пушки перетаскивались солдатами и открывали огонь картечью на дистанцию в 300 ярдов; количество орудий было очень значительно: от трех до шести пушек на каждую тысячу солдат.

Пехота, как и кавалерия, была подразделена на бригады и дивизии; но так как после. завязки сражения войска почти совсем не маневрировали и каждый батальон должен был оставаться на своем месте в общей линии, то эти подразделения не имели тактического значения; что касается кавалерии, то бригадный генерал во время атаки мог в том или ином случае действовать под своей личной ответственностью; но в пехоте такие случаи не могли иметь места. Линейное построение — в центре пехота в две линии, на флангах кавалерия в две или три линии — представляло собой значительный прогресс сравнительно с глубоким построением прежних дней; такое построение развивало полную мощь пехотного огня, равно как и полный эффект кавалерийской атаки, позволяя одновременно действовать максимальному количеству людей; но самое его совершенство в этом отношении связывало армию в целом, как смирительная рубашка. Каждый эскадрон, батальон и орудие имели свое определенное место в боевом порядке, который не мог быть нарушен или в каком-либо отношении расстроен без того, чтобы это не отразилось на боеспособности целого. Поэтому в походе приходилось так все организовывать, чтобы при развертывании фронта армии для расположения лагерем или для боя каждое подразделение попадало бы точно на предназначенное ему место. Поэтому, если нужно было выполнить какой-либо маневр, то приходилось выполнять его всей армией целиком; выделять часть ее для фланговой атаки или создавать особый резерв для атаки слабого пункта подавляющими силами было бы невыполнимым и ошибочным со столь медлительными войсками, пригодными лишь для боя в линейном строю, и при таком негибком боевом построении. Движение вперед таких длинных линий совершалось в сражении с значительной медленностью, чтобы не нарушать равнения. Палатки всегда следовали за армией и разбивались каждую ночь; лагерь слегка окапывался. Войска снабжались продовольствием из складов, походные пекарни двигались по возможности следом за армией. Одним словом, багаж и весь вообще обоз армии был громадный и затруднял ее движения в степени, неизвестной в настоящее время. Однако при всех этих недостатках военная организация Фридриха Великого была наилучшей для своего времени, и все остальные европейские правительства ревностно перенимали ее. Вербовка в войска почти всегда производилась путем добровольной записи, частично восполняемой насильственным уводом; и только после очень тяжелых потерь Фридрих прибег к принудительному набору в своих провинциях.

Когда началась война коалиции против Французской республики, французская армия была дезорганизована потерей своих офицеров и насчитывала менее 150000 человек. Число врагов было значительно больше; возникла необходимость в новых наборах, которые и производились в громадных размерах в форме национальных волонтеров, число батальонов которых в 1793 г. было, по меньшей мере, 500. Войска эти не были обучены, да и не было времени обучать их сложной системе литейной тактики и до той степени совершенства, какая требовалась движением в линейных построениях. Все попытки померяться с противником в линейном построении оканчивались полным поражением, несмотря на численное превосходство французов. Стала необходимой новая система тактики. Американская революция показала, какие преимущества можно извлечь даже с плохо обученными войсками из рассыпного строя и при стрельбе из стрелковой цепи. Французы усвоили этот способ и поддерживали стрелковую цепь глубокими колоннами, в которых небольшой беспорядок приносил не так много вреда, пока масса держалась сплоченно. В таком построении французы бросали свои превосходящие численностью войска на противника и оказывались обыкновенно победителями. Это новое построение и отсутствие опытности у войск побуждали их сражаться на пересеченной местности, в деревнях и лесах, где они находили прикрытие от неприятельского огня и где линейное построение противника неизменно приходило в беспорядок; отсутствие у французов палаток, полевых пекарен и т. п. заставляло их располагаться бивуаком под открытым небом и жить тем, что давала им окружающая местность. Таким путем они достигали подвижности, неизвестной их противникам, обремененным палатками и всякого рода обозами. Когда революционная война создала, в лице Наполеона, человека, который превратил этот новый способ ведения войны в регулярную систему, сочетав ее с тем, что оставалось еще полезным в старой системе, и сразу довел новый метод до той степени совершенства, какую Фридрих придал линейной тактике, — тогда французы стали почти непобедимыми, пока их противники не научились у них организовывать свои армии по новому образцу. Основные черты новой системы сводились к следующему: восстановление старого принципа, что каждый гражданин, в случае нужды, подлежит призыву для защиты страны, и вытекающее отсюда формирование армии путем в большей или меньшей степени принудительного набора со всего населения, — это было изменение, которое сразу втрое увеличило среднюю численность армий сравнительно с эпохой Фридриха, причем в случае необходимости эта численность могла быть увеличена еще в большей степени; затем отказ от лагерных приспособлений и интендантских складов для питания войск, введение в практику бивуаков и принятие за правило, что война кормит войну. Быстрота действий и самостоятельность армии были, таким образом, увеличены в не меньшей степени, чем ее численность, благодаря всеобщей воинской повинности. В тактической организации сделалось правилом сочетание пехоты, кавалерии и артиллерии в подразделениях армии — в корпусах и дивизиях. Каждая дивизия сделалась, таким образом, маленькой армией, способной действовать самостоятельно и обладающей значительной силой сопротивления даже против численно превосходящего противника. Боевой порядок основывался теперь на применении .колонны; колонна служила источником, из которого выделялись цепи стрелков и в которую они возвращались; она являлась компактной клинообразной массой, которую бросали против определенного пункта неприятельской линии; она служила формой приближения к противнику и последующего затем развертывания, если местность и обстановка боя делали желательным противопоставление противнику стрелковых линий. Взаимная поддержка трех родов войск была доведена до максимума сочетанием этих родов войск в небольшие отряды, а сочетание трех форм боя — в рассыпном строю, в линейном построении и в колонне — составило великое тактическое превосходство современных армий. Благодаря этому любая местность сделалась теперь пригодна для боя; и от полководца теперь, в первую очередь, требовалась способность быстро схватывать все выгоды и неудобства местности и соответственно им быстро располагать свои войска. И эти свойства, вместе с общей способностью к самостоятельному командованию, сделались ныне необходимыми не только для главнокомандующего, но и для подчиненных офицеров. Корпуса, дивизии, бригады, отдельные отряды постоянно попадали в положения, при которых их начальникам приходилось действовать под своей личной ответственностью; поле сражения уже не представляло собою длинных непрерывных линий пехоты, расположенной на обширной равнине, с кавалерией на флангах; теперь отдельные корпуса и дивизии, построенные колоннами, стояли скрытыми за деревнями, дорогами или холмами, отделенные друг от друга значительными интервалами, тогда как лишь небольшая часть войск участвовала активно в завязке боя и в артиллерийском состязании, пока не наступал решительный момент. Линии боя растягивались с увеличением численности армии и с усвоением этого построения; отныне уже не было необходимости заполнять каждый промежуток в боевом распорядке линий войск, видимой противнику, ибо войска были под рукой и могли занять нужное место, когда это потребуется. Обход флангов сделался теперь обычной стратегической операцией; более сильная армия целиком вклинивалась между слабейшей армией и ее коммуникациями, так что одно поражение могло уничтожить всю армию и решить судьбу кампании. Излюбленным тактическим маневром был прорыв свежими войсками центра противника, как только положение дел обнаруживало, что он ввел в бой свои последние резервы. Резервы, которые при линейной тактике были бы неуместны и лишь ослабляли бы в решительный момент боевую силу армии, теперь превратились в главное средство для решения боя. Боевой порядок, растянутый по фронту, растягивался также в глубину: от стрелковой линии до позиции резервов было часто 2 мили и больше. Одним словом, если новая система требовала меньшей муштровки и парадной точности, то она делала необходимыми большую быстроту, большее напряжение сил, большую сообразительность от каждого, начиная с главнокомандующего и кончая рядовым стрелком в цепи; и каждое новое улучшение системы, производившееся со времени Наполеона, действовало в том же направлении.

Изменения в materiel (материальном снабжении) армий были за этот период незначительны; постоянные войны оставляли мало времени для таких улучшений, введение которых требует времени. Два весьма важных нововведения имели место во французской армии незадолго до революции: введение нового образца ружья уменьшенного калибра и с меньшим зазором, а также изогнутого приклада вместо прямого, до сих пор бывшего в употреблении. Это оружие, выделывавшееся с большой тщательностью, немало способствовало превосходству французских стрелков и оставалось образцом, по которому, с ничтожными отступлениями, выделывались ружья, бывшие в употреблении во всех других армиях, вплоть до введения замка с ударным приспособлением. Вторым нововведением было упрощение и улучшение артиллерии, произведенное Грибовалем. Французская артиллерия при Людовике XV находилась в полном пренебрежении: пушки были самых различных калибров, лафеты устарелые, а образцы, по которым они строились, не были однообразны. Грибовалю, который во время Семилетней войны служил в австрийской армии и видел там лучшие образцы, удалось уменьшить число калибров, сделать более однообразными и улучшить образцы и значительно упростить всю систему. Свои войны Наполеон вел с его пушками и лафетами. Английская артиллерия, бывшая в наихудшем состоянии в то время, когда вспыхнула война с Францией, значительно улучшалась, хотя постепенно и медленно; в ней впервые появились однобрусные лафетные тележки, принятые потом во многих континентальных армиях, а также приспособление для посадки пеших артиллеристов на лафетных передках и зарядных ящиках. Конная артиллерия, введенная Фридрихом Великим, вызывала большое к себе внимание в течение всей наполеоновской эпохи, в особенности же со стороны самого Наполеона; и тогда же впервые была выработана свойственная ей тактика. Когда война закончилась, то оказалось, что англичане были сильнее всего в этом роде оружия. Из всех крупных европейских армий одна лишь австрийская заменила конную артиллерию батареями, в которых люди помещаются на повозках, предназначенных для этой цели.

Германские армии все еще сохраняли особый вид пехоты, вооруженной нарезными ружьями, и новая система боя в рассыпном строю давала этому оружию новое преимущество. Это оружие получило особенное распространение, и в 1836 г. его переняли французы, которые нуждались в дальнобойном ружье для Алжира. Сначала были сформированы венсеннские стрелки (tirailleurs de Vincennes), а затем — пешие егеря (chasseurs a pied); оба рода войск были доведены до небывалого совершенства. Их создание послужило толчком для значительных усовершенствований нарезного ружья, благодаря которым в необычайной степени возросли как дальнобойность, так и точность стрельбы. Эти успехи прославили имена Дельвиня, Тувено, Минье. Для всей пехоты замок с ударным приспособлением был введен в большинстве армий между 1830—1840 гг., по обыкновению последними оказались англичане и русские. В то же время в различных странах делались большие усилия еще больше усовершенствовать мелкое огнестрельное оружие и создать еще более дальнобойное ружье, которым можно было бы вооружить всю пехоту. Пруссаки ввели игольчатое нарезное ружье, заряжавшееся с казенной части и способное к очень скорой стрельбе, притом отличавшееся дальнобойностью; изобретение это, первоначально сделанное в Бельгии, было ими значительно усовершенствовано.

Это ружье было дано на вооружение всех легких батальонов прусской армии; остальная часть пехоты незадолго до того была снабжена своими старыми ружьями, превращенными при помощи легкой переделки в винтовки системы Минье. Англичане оказались на этот раз впереди, снабдив всю свою пехоту усовершенствованными ружьями, т. е. винтовками Энфильда, представлявшими собою небольшое изменение модели Минье; их превосходство было вполне доказано в Крыму и спасло англичан при Инкермане.

В тактической системе никаких значительных изменений для пехоты и кавалерии сделано не было, если не считать крупного улучшения в тактике легкой пехоты у французов введением chasseurs (егерей) и новой прусской системы ротных колонн, каковое построение, может быть, с некоторыми изменениями, скоро, без сомнения, станет общепринятым в силу своих больших тактических преимуществ. Русские и австрийцы сохраняют еще построение в три шеренги, англичане еще со времен Наполеона строились в две; пруссаки строятся в походе в три шеренги, но сражаются большей частью в две, в то время как третья образует стрелковую цепь и ее поддержку; французы, до сих пор строившиеся в три шеренги, в Крыму сражались в две, и это построение ныне вводится во всей армии. Что касается кавалерии, то русский опыт восстановления драгунов XVII века и его неуспех уже упомянуты выше.

В артиллерии во всех армиях имели место значительные улучшения в деталях и в упрощении калибров, образцов колес, лафетов и т. д. Артиллерийская наука значительно подвинулась вперед. Однако никаких серьезных перемен не произошло. Большинство континентальных армий снабжены 6- и 12-фунтовыми орудиями; пьемонтская — 8-и 16-фунтовыми, испанская — 8-и 12-фунтовыми; французская армия, до сих пор имевшая 8- и 12-фунтовые пушки, теперь вводит так называемую гаубицу Луи-Наполеона, простое легкое 12-фунтовое орудие, могущее стрелять также и небольшими гранатами и предназначенное заменить все другие виды полевых орудий. Британская армия имеет в своих колониях 3- и 6-фунтовые орудия, но в войсках, отправляемых из Англии, теперь употребляются только 9-, 12- и 18-фунтовые. В Крыму англичане имели даже полевую батарею 32-фунтовых орудий, но она всегда вязла в земле.

Организация современных армий всех стран весьма сходна. За исключением британской и американской, они комплектуются принудительным набором; при этом существуют две системы: одна, основанная на конскрипции (conscription), состоит в том, что взятые в армию, отслужив в ней определенный срок, отпускаются на всю жизнь; другая, основанная на системе резервов, состоит в том, что срок действительной службы короток, но уволенные в запас подлежат в дальнейшем опять призыву под знамена на известный срок. Франция представляет собою наиболее яркий пример первой системы, Пруссия — второй. Даже в Англии, где как регулярные войска, так и милиция обычно пополняются добровольцами, принудительный набор (conscription), или жеребьевка (ballot), предписывается законом для милиции в том случае, если нехватает добровольцев. В Швейцарии совсем нет постоянной армии; вся вооруженная сила ее состоит из милиции, обучающейся лишь короткое время. Вербовка иностранных наемников до сих пор еще остается правилом в некоторых странах; Неаполь и папа и поныне имеют свои швейцарские полки, французы — иностранный легион, и Англия в случае серьезной войны обычно вынуждена прибегать к этому средству. Срок действительной службы весьма различен; продолжаясь от нескольких недель у швейцарцев, от 18 месяцев до 2 лет в небольших германских государствах, до 3 лет в Пруссии, он доходит до 5—6 лет во Франция, 12 лет—в Англии и 15—25 лет—в России. Офицеры комплектуются различными способами. В большинстве армий в настоящее время не существует никаких юридических препятствий к производству в офицеры из рядовых, но на практике таких препятствий очень много. Во Франции и Австрии часть офицеров должна назначаться из сержантов; в России отсутствие достаточного количества образованных кандидатов делает это необходимым. В Пруссии экзамен, требующийся в мирное время для получения офицерского чина, служит преградой для людей, не получивших соответствующего образования; в Англии повышение в офицерский чин из рядовых является редким исключением. Для остальной части офицеров в большинстве стран существуют военные школы, хотя, за исключением Франции, проходить их не обязательно. В отношении военного образования идут впереди французы, в отношении образования общего — пруссаки; англичане и русские в том и другом отношении стоят ниже всех.

Что касается необходимых для армий лошадей, то, как нам кажется, Пруссия представляет собой единственную страну, в которой конский состав тоже подлежит принудительному набору, причем владельцы лошадей получают за них определенную плату.

За указанными выше исключениями, вооружение и снаряжение современных армий в настоящее время повсюду почти одинаковы. Существует, разумеется, большое различие в качестве и отделке материальной части армии. В этом отношении русские стоят на последнем месте, а англичане, поскольку ими действительно использованы преимущества развитой индустрии, стоят выше всех. Пехота во всех армиях разделяется на пехоту линейную и легкую. Теперь правилом является первая и составляет основную массу пехоты; настоящая легкая пехота всюду является исключением. Французская легкая пехота в настоящее время является лучшей по качеству и наиболее многочисленной; она насчитывает 21 батальон егерей, 9 — зуавов и 6 — алжирских туземных стрелков. Австрийская легкая пехота, особенно карабинеры, тоже очень хороша; ее имеется 32 батальона. Пруссаки имеют 9 батальонов карабинеров и 40 легкой пехоты; последняя, однако, недостаточно приспособлена для своего специального назначения. У англичан нет настоящей легкой пехоты, если не считать 6 батальонов карабинеров; английская легкая пехота, как и русская, несомненно наименее пригодна для этого рода службы. О России можно сказать, что она вообще обходится без какой бы то ни было легкой пехоты, ибо ее 6 батальонов карабинеров теряются в ее громадной армии.

Кавалерия повсюду тоже подразделяется на тяжелую и легкую. Кирасиры всюду относятся к тяжелой кавалерии, гусары, конные егеря, конные стрелки всегда образуют кавалерию легкую. Драгуны и уланы в некоторых армиях считаются легкой кавалерией, в других — тяжелой, русские не имели бы совсем легкой кавалерии, не будь у них казаков. Наилучшей легкой кавалерией является, несомненно, австрийская, — национальные венгерские и польские гусары.

Такое же подразделение существует и в артиллерии, за исключением французской, где, как указано выше, имеется лишь один калибр. В других армиях до сих пор еще сохраняются легкие и тяжелые батареи в зависимости от калибра орудий, приданных им. Легкая артиллерия все еще делится на конную и пешую, причем первая предназначается для действий совместно с кавалерией. Австрийцы, как указано, не имеют конной артиллерии; английская и французская армии не знают, собственно, пешей артиллерии, так как орудийная прислуга посажена на передки и зарядные ящики.

Пехота формируется в роты, батальоны, полки. Батальон является тактической единицей; он служит формой, в которой войска ведут бой, если не считать немногих исключительных случаев. Поэтому батальон не должен быть настолько велик, чтобы это затрудняло его командиру управление голосом и сигналами, и не настолько малочисленным, чтобы это не позволяло ему действовать в бою в качестве самостоятельной части, даже после потерь, понесенных в течение кампании. Поэтому численность батальона колеблется от 600 до 1 400 человек; в среднем он включает 800 — 1 000 человек. Подразделение батальона на роты имеет целью закрепление его маневренных подразделений, лучшее обучение солдат и более удобное хозяйственное управление. На практике роты играют роль самостоятельных единиц только в стычках, а у пруссаков — при построении в ротные колонны, когда каждая из четырех рот образует колонну в три взвода; это построение предполагает наличность больших рот, и в Пруссии они действительно насчитывают 250 человек. Количество рот в батальоне колеблется, как и их численность. Английский батальон имеет 10 рот, по 90—120 человек, русский и прусский батальоны — 4 роты по 250 человек, французский и австрийский — 6 рот различной численности. Батальоны сводятся в полки, больше в административных и дисциплинарных целях, а также для обеспечения единообразия обучения, чем с тактической целью; поэтому в военное время батальоны одного и того же полка часто отделяются друг от друга. В России и Австрии в каждом полку имеется 4, в Пруссии — 3, во Франции — 2 строевых батальона, не считая запасного батальона (depots) для каждого полка; в Англии большинство полков в мирное время состоит лишь из одного батальона. Кавалерия разделена на эскадроны и полки. Эскадрон, численностью от 100 до 200 человек, составляет тактическую и административную единицу; одни лишь англичане подразделяют эскадрон в административных целях на два взвода (troops). В полку обычно насчитывается от 3 до 10 строевых эскадронов, по 120 лошадей в каждом; в прусской армии — 4 эскадрона' по 150 лошадей, во французской — 5 эскадронов по 180— 200 лошадей, в Австрии — 6 или 8 по 200 лошадей, в России — от 6 до 10 по 150—170 лошадей. В кавалерии полк имеет определенное тактическое значение, ибо он представляет средство для самостоятельной атаки, причем эскадроны поддерживают друг друга, и потому он формируется достаточной силы, в составе, например, от 500 до 1 600 лошадей. Только у англичан полки так слабы численностью, что они оказываются вынужденными соединять четыре или пять таких полков в одну бригаду; с другой стороны, австрийские и русские полки во многих случаях столь же сильны численно, как бригада среднего состава. Французы имеют номинально очень сильные полки, но они появлялись до сих пор на поле сражения в значительно меньшем составе, что объясняется недостатком у них лошадей.

Артиллерия формируется в батареи; формирование в полки или бригады практикуется для этого рода оружия только в мирное время, ибо в военное время батареи почти во всех случаях оказываются отделенными друг от друга и используются именно таким способом. Наименьшее количество орудий в батарее — 4, но у австрийцев оно доходит до 8, французы и англичане имеют по б орудий на батарею.

Карабинеры и остальная, действительно легкая, пехота организованы обычно только в батальоны и роты, а не в полки; характер этого рода войск препятствует их объединению в большие части. То же самое относится и к саперам, и к инженерным войскам, которые составляют вдобавок лишь весьма незначительную часть армии. Одни французы представляют в данном случае исключение; но их 3 полка саперов и минеров насчитывают всего лишь 6 батальонов.

В мирное время в большинстве армий обычно высшей единицей считается полк. Более крупные соединения — бригады, дивизии, армейские корпуса — организуются, в большинстве случаев, когда вспыхивает война. Только русская и прусская армии вполне организованы, и в них все высшие командные посты заняты, как во время войны. Но в Пруссии это имеет чисто формальное значение до тех пор, пока не произведена мобилизация, по крайней мере, целого армейского корпуса, что предполагает призыв ландвера целой провинции; и если в России крупные войсковые части действительно имеют полный комплект полков, то все же последняя война обнаружила, что первоначальные дивизии и корпуса весьма скоро оказывались перемешанными, так что выгоды такой организации сказывались скорее для мирного, чем для военного времени.

Во время войны несколько батальонов или эскадронов соединяются в бригаду — от 4 до 8 батальонов в пехоте и от 6 до 20 эскадронов в кавалерии. Там, где существуют крупные кавалерийские полки, последние легко могут заменять бригаду; но обыкновенно их численность уменьшается выделением частей для дивизий. Легкая и линейная пехота могут быть с некоторой выгодой соединены в одной бригаде, но этого нельзя сделать в отношении легкой и тяжелой кавалерии. Австрийцы почти всегда придают каждой бригаде по одной батарее. Несколько бригад образуют дивизию. В большинстве армий дивизия состоит из всех трех родов оружия, например: из 2 бригад пехоты, из 4—6 эскадронов кавалерии и 1—3 батарей. Французы и русские совсем не вводят кавалерию в состав своих дивизий, англичане формируют их исключительно из пехоты. Поэтому, если эти нации не хотят вести борьбу в невыгодных для себя условиях, они вынуждены во время военных действий присоединять кавалерию (и соответственно артиллерию) к дивизиям, а это легко может быть упущено или бывает часто неудобно или невозможно выполнить. Пропорция дивизионной кавалерии, однако, повсюду незначительна, а потому остальная часть этого рода войск формируется в кавалерийские дивизии, в составе двух бригад каждая, с целью иметь кавалерийский резерв.

Две или три дивизии, иногда четыре, составляют в более крупных армиях армейский корпус. Такой корпус всегда имеет свою кавалерию и артиллерию, даже тогда, когда дивизии их не имеют; а в тех случаях, когда последние представляют собою смешанные формирования, все же оставляется резерв из кавалерии и артиллерии, находящийся в распоряжении командующего корпусом. Наполеон первый создал корпус и, не довольствуясь этим, организовал всю оставшуюся кавалерию в резервный кавалерийский корпус, из двух или пяти дивизий кавалерии с придачей конной артиллерии. Русские сохранили такую же организацию для резервной кавалерии; остальные армии, по-видимому, вновь усвоят ее в случае серьезной войны, хотя эффект, достигнутый этой организацией, никогда еще не соответствовал той громадной массе всадников, которая таким образом сосредоточивалась в одном месте.

Такова современная организация боевой части армии. Но, несмотря на упразднение палаток, полевых пекарен и провиантских фургонов, армию все еще сопровождает большой обоз из нестроевых и повозок, необходимый для обеспечения боевой силы армии во время кампании. Для того, чтобы дать об этом некоторое представление, мы укажем здесь, какой обоз, согласно существующим уставам, требуется для одного армейского корпуса прусской армии.

Артиллерийский парк: 6 парковых колонн по 30 повозок, 1 лаборатория на 6 повозках.

Понтонный парк: 34 понтонных повозки, 5 повозок с инструментами, 1 кузница.

Пехотный обоз: 116 повозок, 108 запряжек лошадей. Врачебный обоз: 50 повозок (на 1 600 или 2 000 больных).

Резервный интендантский обоз: 159 повозок. Резервный обоз: 1 повозка, 75 запасных лошадей. Всего 402 повозки, 1791 лошадь, 3000 человек. Чтобы дать возможность командующим армиями, армейскими корпусами и дивизиями руководить, каждому в его сфере, вверенными им войсками, во всех армиях, кроме британской, сформирован особый корпус, состоящий исключительно из офицеров и называемый штабом. В задачу этих офицеров входит разведка и съемка местности, по которой совершается или может совершаться передвижение армии; помощь в выработке плана операций и такой детальной его разработке, чтобы войска не теряли времени, чтобы не возникало беспорядка, не происходило ненужного утомления войск. Эти офицеры, таким образом, занимают весьма важное положение и должны обладать вполне законченным военным образованием, с полным знанием того, на что способен каждый род войск в походе и в бою. Поэтому во всех странах они набираются из числа наиболее способных лиц и тщательно обучаются в высших военных школах. Только англичане воображают, что любой младший армейский офицер пригоден для такой должности; в результате этого английские штабы стоят на низком уровне, армия же способна выполнять лишь самые медленные и простые маневры, между тем как командир, если он отличается вообще добросовестностью, вынужден сам проделывать всю штабную работу. Дивизия редко может располагать более чем одним штабным офицером; армейский корпус имеет свой собственный штаб под управлением старшего или штабного офицера, а армия располагает целым штабом с несколькими генералами, находящимися под управлением особого начальника, который в случаях необходимости отдает приказания именем командующего армией. В британской армии начальнику штаба подчинены генерал-адъютант и генерал-квартирмейстер; в других армиях генерал-адъютант является в то же время начальником штаба. Во Франции начальник штаба соединяет в своем лице обе эти должности и для каждой из них имеет в своем ведении особое управление. Генерал-адъютант является начальником personnel (личного состава) армии; он получает отчеты от всех подчиненных отделов и армейских частей и ведает всеми делами, относящимися к дисциплине, обучению, формированию, снаряжению, вооружению и т. п. Все подчиненные лица сносятся с командующим армией через его посредство. Если он совмещает п должность начальника штаба, то вместе с командующим армией составляет и разрабатывает план операций и движений армии. Дальнейшая разработка последних в деталях относится к обязанностям генерал-квартирмейстера: им подготовляются все подробности маршей, расквартирования, лагерей. К главной квартире прикомандировано достаточное количество штабных офицеров для разведки местности, для составления проектов обороны или атаки позиций и т. п. Кроме того, существуют еще должности главного начальника артиллерии и старшего инженерного офицера; затем имеется несколько помощников начальника штаба, представляющих начальника штаба в различных пунктах поля сражения, и некоторое количество адъютантов и ординарцев для передачи приказов и депеш.

К главной квартире прикомандировывается также начальник интендантства с его чиновниками, казначей армии, начальник врачебно-санитарной части и главный прокурор или начальник военно-судебной части. Штабы армейских корпусов и дивизий формируются по этому же образцу, но значительно проще и с меньшим количеством personnel (личного состава); штабы бригад и полков еще менее многочисленны, а штаб батальона может состоять лишь из командира батальона, его адъютанта, одного офицера, выполняющего обязанности казначея, сержанта в качестве писаря, барабанщика или горниста.

Для поддержания в полной готовности вооруженных сил крупной нации требуются многочисленные учреждения, кроме уже названных. Существуют чиновники для производства наборов и ремонта лошадей, причем эти чиновники часто связаны с управлением государственными учреждениями коннозаводства; военные школы для офицеров и унтер-офицеров, учебные батальоны, эскадроны и батареи, школы верховой езды и школы для ветеринарных врачей. В большинстве стран существуют государственные литейные мастерские и фабрики для выделки ружей и пороха; имеются различные казармы, арсеналы, склады, крепости, вполне оборудованные и со своим штабом офицеров, начальствующих над ними; наконец, имеется главное интендантство и генеральный штаб, которые, обслуживая вооруженные силы страны, гораздо более многочисленны и должны выполнять гораздо более разнообразные функции, чем штаб и интендантство отдельной действующей армии. На штабе в особенности лежат весьма важные обязанности. Он делится обыкновенно на исторический отдел (собирание материалов по истории войн, по формированию армий и пр. в прошлом и настоящем), топографический отдел (на который возложено составление карт и топографическая съемка всей страны), статистический отдел и т. п. Во главе всех этих учреждений, как и всех вооруженных сил, стоит военное министерство, в различных странах различно организованное, но охватывающее, как должно быть видно из предыдущих замечаний, весьма широкий круг деятельности. В качестве примера приведем организацию французского военного министерства. Оно состоит из семи управлений, или отделений: 1) personnel (личного состава), 2) артиллерийского, 3) инженерного и крепостного, 4) административного, 5) по делам Алжира, 6) военного депо (состоящего из исторического, топографического и прочих отделов штаба), 7) военно-финансового. Непосредственно при министерстве находятся следующие совещательные комиссии, составленные из генералов, штаб-офицеров и специалистов: комитеты по личному составу — пехотный, кавалерийский, артиллерийский, по крепостным сооружениям, комитет врачебный, ветеринарная комиссия и комиссия по казенным военным заводам. Таков тот сложный механизм, который создан для комплектования, ремонтирования, питания, управления и постоянного воспроизводства современной первоклассной армии.

Такая сложность аппарата соответствует количеству собранных в армиях людей. Хотя громадная наполеоновская армия 1812 г., — когда он имел 200 000 в Испании, 200 000 во Франции, Италии, Германии и Польше и когда он вторгся в Россию с 450 000 человек и 1 300 пушек, — никогда еще не была превзойдена; хотя, по всей вероятности, мы никогда не увидим снова такую армию в 450 000 человек, объединенную для одной только операции, все-таки всякое крупное континентальное государство, в том числе и Пруссия, может набрать, обучить и вооружить армию в 500 000 человек и даже больше; и хотя подобные армии составляют не больше чем 1%—3% всего их населения, все же никогда прежде в истории армии не достигали таких размеров.

Военная система Соединенных Штатов строит защиту страны в основном на милиции отдельных штатов и на армиях добровольцев, собираемых, когда этого требуют обстоятельства; постоянная военная сила, употребляемая, главным образом, для сохранения порядка среди индейских племен Запада, состоит, согласно отчету военного министерства за 1857 г., из 18000 человек.

 


На верж страницы

 


Дата последнего обновления страницы 24.02.04
Latest update: February, 24th 2004