Ã. Â. Ïëåõàíîâ
Сочинения Òîì I.
Экономическая теория Карла Родбертуса-Ягецова
IX.
(Закон относительной выгодности различных сельскохоэяйственных систем)Изложенное выше учение Родбертуса о распределении национального дохода основывается, как мы уже говорили неоднократно, на том предположении, что производительность труда возрастает во всех отраслях национального производства. Успехи промышленной техники слишком очевидны для того, чтобы возможны были какие-нибудь сомнения относительно возрастания производительности фабричного труда. Что же касается земледелия, то здесь мнения экономистов расходятся: многие писатели до сих пор держатся взглядов Мальтуса и Рикардо, утверждавших, что производительность его уменьшается в каждом развивающемся обществе. Нужно заметить, что этот спорный пункт представляет собой узел всех «проклятых вопросов» нашего времени. Если Мальтус и Рикардо заблуждались, то улучшение экономического положения беднейших классов населения цивилизованных обществ является лишь делом времени и доброй воли самих бедняков. Если же названные экономисты правы, то классы эти должны «оставить всякую надежду», человечество осуждено на постепенное обеднение, против которого бессильны все успехи техники, все улучшения общественных отношений. Рано или поздно земля откажется удовлетворять в должной мере потребности возрастающего населения, и оно будет поставлено в состояние хронического голодания, если химикам не удастся открыть способа искусственного приготовления белковины. «К счастью, — говорит наш автор, — убеждение Мальтуса и Рикардо совершенно ошибочно. Оно не выдерживает критики ни с сельскохозяйственной, ни с исторической, ни с статистической точек зрения»[1].
Статистика, на которую ссылаются последователи Рикардо и которая «во всяком случае имеет важное значение при решении этого вопроса», содержит тысячи неоспоримейших данных, по меньшей мере не согласующихся с мнением Рикардо, между тем как немногие данные, говорящие, повидимому, в его пользу, или совсем недостоверны, или допускают совершенно иное толкование. Аргументы Родбертуса имеют особенно важное значение ввиду того, что он сам был отличным сельским хозяином, знавшим свое дело и теоретически и практически. Кому же, как не сельским хозяевам, решать вопрос о том, уменьшается или увеличивается производительность земледельческого труда, меньшую, равную или большую прибыль приносят последовательные затраты земледельческого капитала? Мы видели уже, что наш автор самым решительным образом восстал против мнения Рикардо. «Я хотел бы спросить последователей Рикардо: с каких же пор началось это уменьшение производительности земледелия? — говорит он, приступая к его опровержению. — Я спрашиваю: явилась ли убывающая производительность этого рода труда вместе с самим земледелием? Но в таком случае, какой бы богач был в состоянии кутить себе достаточное количество хлеба? Ведь история земледелия измеряется уже тысячелетиями. Или, может быть, производительность земледельческого труда возрастала в течение первых двух-трех тысяч лет его существования, а затем вдруг стала уменьшаться? Могут ответить, конечно, что этот поворотный пункт наступил тогда, когда все наиболее плодородные участки поступили уже в обработку и возрастание народонаселения вынудило обратиться к менее благодарной почве. Но я спрашиваю: какой же район имеется в виду при подобном ответе? Не видим ли мы, что и до сих пор польский, русский и американский хлеб оказывает давление на английский, а следовательно, и на все другие хлебные рынки? В Украине и придунайских странах земледельческая химия открыла почву, с плодородием которой не может соперничать ни один участок в Ломбардии, Кенте и Бельгии; а между тем эта почва до сих пор остается необработанной. Дайте лишь упрочиться в этих странах свободному правовому порядку, — и их производство окажет новое давлений на хлебную торговлю Европы. Но хотя такого рода воздействия постоянно имеют — и долго еще будут иметь — место, у нас повсюду обрабатывается гораздо менее плодородная почва. Отсюда следует, что, несмотря на обработку этой худшей почвы, у нас не наступило еще время уменьшения производительности земледельческого труда».
Уже эти общие соображения значительно подрывают вероятность вышеприведенного мнения Мальтуса и Рикардо. Но Родбертус намеренно предоставляет своим противникам наиболее выгодную позицию. Он ограничивает свое исследование лишь западноевропейскими странами и рассматривает притом историю земледелия в этих странах лишь за последнее столетие. Он устраняет также вопрос о воздействии на европейские рынки хлебной производительности других стран света. Он спрашивает лишь: «Правда ли, что в западных странах Европы в течение последнего столетия производительность земледельческого труда уменьшилась, стоимость его продуктов возросла, в обработку поступали все менее плодородные земли и последующие затраты капитала на данном участке приносили меньший доход?» Далее, «правда ли что в условиях западноевропейского земледелия лежат причины, благодаря которым производительность его должна уменьшаться в будущем?» Родбертус думает, что он имеет право ответить на эти вопросы отрицательно. Против учения Мальтуса и Рикардо он выставляет, с своей стороны, следующие три положения:
1) В Западной Европе — этой обработаннейшей части света — до cамого последнего времени так же часто совершался переход к более плодородным, как и к менее плодородным участкам. То же должно иметь место и в будущем.
2) Сказанное относится и к последовательным затратам земледельческого капитала. Последующие затраты не всегда были и будут менее производительны, чем предшествующие.
3) Наконец, худшие участки могут приносить поземельную ренту и помимо возрастания стоимости земледельческих продуктов.
Приступая к доказательству первого из этих положений, Родбертус замечает, что Рикардо составил себе довольно странное понятие об истории землевладения. По мнению английского экономиста, в частную собственность переходят первоначально лишь самые плодородные участки, менее же благодарная почва остается совершенно свободной, и занятие ее предоставляется доброй воле граждан. Но «гораздо вероятнее, напротив, что вся обитаемая оседлым народом территория состоит в собственности — частной или общинной, — так что даже самые бесплодные участки не подлежат свободному занятию. С незапамятных времен вся земля составляет предмет собственности, лежащие у городских ворот огороды так же точно, как и болота, которых не касалась еще нога человека»[2]. Необработанная почва лежит рядом с обработанной в различных хозяйственных единицах, и количество ее оказывает решительное влияние на существующую в стране систему сельского хозяйства. Необработанная почва служит выгоном или пастбищем для скота, а известно, как тесно связано скотоводство с земледелием в собственном смысле этого слова. Она входит таким образом необходимою составною частью в каждую хозяйственную единицу; при этом необработанные участки далеко не всегда бывают наименее плодородными. Очень часто, по причинам как хозяйственного, так и чисто физического свойства, обработка положительно не может начаться с наиболее плодородных участков. Так, например, высота уровня воды в данной местности имеет иногда решающее влияние на судьбу различных участков. «Известно, — говорит Родбертус, — что уровень воды во всех наших больших реках и озерах понизился за последнее столетие на несколько футов. И это явление вовсе не ново, хотя только за последнее время оказалось возможным выразить его в числах. Хроника XII столетия доказывает, что в то время море еще покрывало многие местности, которые представляют собою ныне плодороднейшие участки. То же повторяется во всей Западной Европе». Конечно, участки, отвоеванные таким образом у моря, сами по себе имеют ничтожное значение. Но понижение уровня воды ведет к осушению почвы во всем бассейне данной реки, а это в свою очередь увеличивает ее плодородие. «Сырость есть величайший враг полезной растительности». Поэтому «каждый фут, на который понижается уровень воды в наших больших реках, оказывает благодетельнейшее влияние на целые тысячи моргенов, увеличивает их плодородие или даже впервые делает их годными для земледелия».
Осушенная таким образом почва оказывается часто в высшей степени плодородной благодаря изобилию находящихся в ней растительных остатков. Многие плодороднейшие земли северной Германии являются, по словам Родбертуса, таким «подарком природы», полученным помимо какой бы то ни было затраты капитала. Наш автор приводит в пример свое собственное имение, в котором «в течение последних 50 лет (писано в конце 50х годов) площадь обрабатываемой земли увеличилась более чем на тысячу плодороднейших моргенов», единственно благодаря естественному уменьшению сырости почвы. «Законы, на которых основывается это явление, имеют общее значение», поэтому и самое явление не ограничивается пределами одной Германии. Точно такой пример представляет нам Англия. С другой стороны, несомненно, что это понижение уровня воды не остановилось еще и в настоящее время. Благодаря ему и до сих пор еще частью осушается страдавшая прежде от сырости почва, частью же «дарятся нам новые, более плодородные участки». В Европе и до сих пор еще находятся сотни тысяч моргенов, обработка которых станет возможной лишь в будущем, и не потому, что нынешние цены на хлеб делают ее невыгодной, как это думают последователи Рикардо, а потому, что ей препятствуют чисто физические условия. Только «незаметный, но всесильный ход развития в природе» устранит эти препятствия и даст — «и притом совершенно даром» — возможность воспользоваться производительными свойствами этих участков.
Но это не все. Существует много хозяйственных условий, препятствующих обработке наиболее плодородной почвы. «Взглянувши на любую деревню, нетрудно убедиться, — говорит Родбертус, — что в обработку поступают прежде всего ближайшие к ней участки. Но всегда ли располагались первые поселения в плодороднейшей части принадлежащей им земли?» На этот вопрос нельзя ответить иначе как отрицательно. Места для поселений выбирались на основании множества соображений, часто не имеющих ничего общего с сельским хозяйством. Близость к деревне наиболее плодородных участков является делом случая. Но раз деревня располагалась далеко от них, то обработка их становилась почти невозможной, и они играли лишь второстепенную роль выгонов и пастбищ. Тюнен показал, что доходность земель уменьшается в зависимости расстояния их от хозяйственного центра. На это могут возразить, пожалуй, что если обработка наиболее плодородных участков оказывалась невыгодной для данного хозяйственного центра, то ничто не мешало возникновению новых центров, расположенных именно среди этих плодородных земель. Но, вопервых, известно, что поземельная собственность в Западной Европе сравнительно недавно освободилась от оков феодального права, мешавшего свободному переходу ее из одних рук в другие. Поэтому часто владелец не мог передать малополезных для него участков в другие руки, между тем как у него не было достаточно капитала для заведения новых хуторов в отдаленных частях имения. Кредитные же учреждения и до сих пор далеко не всегда приходят на помощь сельским хозяевам. Кроме того, при господстве трехпольной системы, участки эти оказывались необходимыми в качестве пастбищ и выгонов для скота; и пока общее развитие экономических отношений не привело к плодопеременному хозяйству, участки эти должны были оставаться необработанными.
«Таким образом, естественные и хозяйственные условия мешали и до сих пор мешают во всех странах Европы возделыванию участков, отличающихся гораздо бόльшим плодородием, чем земли, находящиеся ныне в обработке. В нашем отечестве, например, — прибавляет Родбертус, — нельзя еще и предвидеть, когда исчезнут все вышеуказанные препятствия и сила человека победит природу, а разум исправит историю». Но предположим, что наступило, наконец, такое время, когда не остается уже необработанных плодородных участков. Тогда всякое добавочное количество земледельческих продуктов может быть получено лишь путем затраты нового капитала на обработанной уже почве. Мы знаем уже, что — в противность Мальтусу и Рикардо — наш автор убежден, что эти новые затраты будут столь же производительны, как и предшествующие. «Я думаю, — говорит он, — что в общем плодородие почвы увеличивается под влиянием земледелия, так что участки четвертого класса сравниваются с участками третьего класса, эти последние возвышаются по своему плодородию на степень участков второго класса и т. д., и т. д.».
Мы видели уже выше, что плодородие почвы возрастает часто под влиянием чисто физических условий. «Еще чаще оно увеличивается вследствие новых затрат капитала». Так, например, дренаж оказывает часто такое благодетельное влияние на плодородие почвы, что, помимо всякого возвышения цен земледельческих продуктов, приносимый ею доход далеко превышает затраченный на ее осушение капитал. Осушение почвы путем дренажа могло бы явиться, по словам Родбертуса, «главным рычагом сельскохозяйственного прогресса в низменных странах европейского континента, следовательно, по всей почти Германии». Но для приложения этого рычага недостает в настоящее время главной точки опоры — карты, которая указывала бы высоту уровня воды в различных местностях данной страны. Таким образом, это улучшение и связанное с ним возрастание плодородия почвы являются еще делом более или менее далекого будущего. «Но я должен, — прибавляет Родбертус, — обратить внимание читателей еще на одно обстоятельство, которое гораздо медленнее, но зато в несравненно более обширных размерах превращает худшие участки в лучшие. Оно заключается просто в продолжительной обработке данного участка, конечно, по разумной системе, но без всяких экстраординарных затрат капитала». Первым условием правильного ведения сельского хозяйства является, как известно, поддержание надлежащего соотношения между количеством веществ, взятых из почвы в виде хлеба, и количеством веществ, возвращенных ей в виде удобрения. Каждая сельскохозяйственная система достигает этого равновесия посвоему, и несомненно, что любая система, будучи приложена разумным образом, может не только поддержать плодородие почвы на данном уровне, но и увеличить его,—«другими словами, из худших участков сделать лучшие». Такое возрастание плодородия почвы облегчает переход к более интенсивному хозяйству, значительно увеличивающему площадь засеваемых хлебом земель в каждое чанное время. Если при трехпольной системе под посев хлеба идет только третья часть принадлежащей имению земли, то плодопеременная система допускает засевание двух третей, т. е. вдвое большего количества земли. Таким образом, при переходе к более интенсивному хозяйству, площадь обрабатываемых земель возрастает, хотя число принадлежащих каждому хозяину моргенов и остается неизменным. «Этот процесс перехода от экстенсивной к интенсивной культуре еще очень далек от своего окончания даже в Западной Европе. В этой обработаннейшей половине обработаннейшей части света только небольшая часть земель возделывается по плодопеременной системе. Уже этого одного факта достаточно, чтобы опровергнуть мнение Рикардо».
Родбертус не думает, разумеется, что плодородие почвы может возрастать до бесконечности. «Очень возможно, — говорит он, — что плодородие лучших наших земель может быть только удвоено; но гораздо вероятнее, что все худшие земли могут дойти до такой же степени плодородия, на которой стоят теперь самые лучшие участки. В течение столетий, которые пройдут до тех пор, мы можем не бояться грозных пророчеств Рикардо. А когда этот пункт будет достигнут, откроется новый исход. Ведь речь идет о добывании питательных веществ вообще, а не о добывании того или другого вида этих веществ. И та же самая почва, будучи засеяна каким-нибудь новым питательным растением, может дать гораздо большее количество пищи, чем она давала прежде. С другой стороны, столь же трудно доказать способность человеческого рода к бесконечному размножению, как и способность земледелия к бесконечному усовершенствованию.
Если бы Рикардо имел в виду возможность обработки различных участков по различным системам, если бы он принял в соображение, что экстенсивная культура требует меньших затрат, чем интенсивная, то он не сказал бы, что обработка худших участков возможна лишь при возвышении хлебных цен. Доход, приносимый менее плодородными участками, может не покрывать издержек, требуемых плодопеременной системой, но обработка тех же участков по трехпольной системе может, по мнению Родбертуса, приносить не только обычную прибыль на капитал, но даже и поземельную ренту. Плохой участок будет, конечно, родить меньше хлеба, чем хороший. Но так как обработка первого по трехпольной системе требует менее труда, чем обработка второго по плодопеременной, то издержки производства могут быть одинаковыми в обоих случаях. Лучший участок родит, положим, 40 бушелей хлеба, худший — только 20; но если на обработку лучшего участка нужно 80 дней труда, между тем как обработка плохого по более дешевой системе требует лишь 20 дней труда, то каждый бушель хлеба будет стоить двух дней труда, независимо от того, с какого участка он получен.
Чтобы воспользоваться законом относительной выгодности различных сельскохоэяйственных систем, нужно, конечно, много знаний, не всегда имеющихся даже у западноевропейских хозяев. Несомненно также, что земледелие до сих пор еще не пользовалось услугами естествознания в той же мере, в какой пользуется ими фабричное производство. Кроме того, существует много других препятствий, мешающих прогрессу земледелия и рациональной обработке участков различного плодородия. «Но все эти препятствия устраняются с развитием общества и не могут поэтому иметь тех последствий, которые выводятся из них системою Рикардо».
__________________________________
Ïðèìå÷àíèÿ
1 „Zur Beleuchtung". S. 67.
2 „Zur Beleuchtung", S. 169.