Ã. Â. Ïëåõàíîâ
Сочинения Òîì I.
Экономическая теория Карла Родбертуса-Ягецова
VIII.
(Распределение национального дохода)При внимательном анализе в экономической истории каждой прогрессирующей страны можно открыть, по мнению Родбертуса, влияние всех или почти всех указанных факторов. Сделать это будет, конечно, совсем не легко, так как они действуют не в одном и том же направлении. Переплетаясь и комбинируясь между собою самым различным образом, то дополняя, то нейтрализуя друг друга, факторы эти дают чрезвычайно сложный результат, который может быть приписан действию совсем других причин, влиянию совершенно иных законов. Именно такая ошибка имела, по словам нашего автора, место при изучении экономических отношений западноевропейских стран. Замечаемое в этих странах возрастание поземельной ренты и хлебных цен приписывалось уменьшению производительности земледельческого труда, между тем как это явление допускает совершенно иное и гораздо более правильное объяснение. Родбертус убежден, что производительность труда увеличилась в Европе во всех отраслях производства. Вследствие этого заработная плата стала представлять собой меньшую, «рента вообще» — большую, чем прежде, часть национального продукта; точнее сказать, заработная плата, как часть продукта, не понизилась, а понижается, так как увеличение производительности труда представляет собою не только совершившийся факт, но и постоянно совершающийся процесс. Возрастание это не в одинаковой степени коснулось различных отраслей национального производства. Фабричный труд сделал в этом отношении гораздо большие успехи, чем земледельческий. Поэтому и стоимость земледельческих продуктов понизилась в меньшей степени, чем стоимость продуктов фабричных. Если пуд хлеба и аршин сукна имели некогда одинаковую стоимость, то теперь за пуд хлеба можно приобрести уже не один, а полтора или два аршина сукна. Это, повторяем, относительное, а не абсолютное увеличение стоимости земледельческих продуктов должно было повести к повышению поземельной ренты, так как, при данной стоимости национального продукта и при данном уровне «ренты вообще», высота поземельной ренты обратно пропорциональна производительности земледельческого труда. Кроме того, трудящееся население Европы, «количество ее производительных сил», постоянно возрастало, а вместе с тем увеличивалось и общее количество продуктов ее производства. Мы знаем уже, как влияет на поземельную ренту такое явление: она возвышается пропорционально возрастанию трудящегося населения. Но и это не все. Открытие американских рудников в огромной степени увеличило количество обращающихся в Европе драгоценных металлов и уменьшило стоимость денег. Этот упадок стоимости денег должен был, как сказано выше, повести к повышению денежной ренты землевладельцев, а следовательно, и продажных цен на землю. Мы видим таким образом, что к повышению поземельной ренты было достаточно поводов помимо всякого уменьшения производительности земледельческого труда. «Взятые вместе, указанные обстоятельства так хорошо объясняют чрезвычайное возрастание поземельной ренты и стоимости земли, — говорит Родбертус, — что для разгадки этого замечаемого во всей Европе явления вовсе не нужно прибегать к предположению упадка производительности земледельческого труда, — упадка, отнюдь не имевшего места в нашей части света».
Перейдем к другим категориям дохода. Если бы производительность национального труда в одинаковой степени возрастала во всех отраслях производства, то увеличение «ренты вообще», рассматриваемой как часть продукта, повело бы к равномерному повышению прибыли на капитал и поземельной ренты. Но мы знаем уже, что земледельческий труд отстал в этом отношении от фабричного, и что поземельная рента возвысилась на счет прибыли. «Несмотря на возвышение «ренты вообще», возросла только поземельная рента, уровень же прибыли, напротив, понизился», — говорит наш автор. Такая плохая награда за капиталистические добродетели может, конечно, казаться самой вопиющей несправедливостью всякому «беспристрастному наблюдателю». Мы заметим, однако, ему в утешение, что история другим путем вознаградила гг. капиталистов и предпринимателей за эти потери. Во-первых, понижение уровня прибыли не означает еще уменьшения общей ее суммы. Прибыль в 20% с капитала в 100.000 равняется 20.000 руб. Предположим, что прибыль понижается с течением времени с 20 на 15%, но в то же время удваивается общая сумма капитала; 15% прибыли с капитала в 200.000 дает 30.000 руб. дохода. Таким образом, несмотря на понижение уровня прибыли, общая сумма ее увеличится на одну треть. «Рента на капитал увеличивается, растет, но не возвышается», — говорит наш автор[1]. Мы знаем уже, что национальный капитал увеличился во всех европейских странах. Конечно, если бы с ростом национального капитала увеличивалось также число капиталистов и предпринимателей, то каждый из них в отдельности не извлек бы никакой пользы из этого обстоятельства, большая сумма прибыли распределялась бы между большим числом капиталистов, и доход каждого из них не имел бы поводов к увеличению. Но в современном обществе дело происходит как раз наоборот. Капиталы все более концентрируются в немногих руках, крупные предприятия все более вытесняют средние и мелкие. Число капиталистов и предпринимателей уменьшается вместе с ростом национального капитала, а потому средний доход их возрастает. Теряя от понижения уровня прибыли, они выигрывают от увеличения ее суммы. Кроме того, нужно иметь в виду, что если бы общая сумма прибыли не стремилась к возрастанию, то и тогда понижение ее уровня не означало бы уменьшения материального благосостояния этого слоя имущего класса. Увеличение производительности национального труда ведет к понижению стоимости всех продуктов. Поэтому, представляя собою меньшую часть стоимости национального продукта, прибыль может представлять собою в то же время большее, чем прежде, количество предметов потребления. Для этого нужно только, чтобы уровень прибыли понизился в меньшей степени, чем возвысилась средняя производительность национального труда. И несомненно, что именно такое благоприятное отношение существует в действительности между понижением уровня прибыли и возвышением производительности труда: успехи промышленной техники выражаются во всяком случае в целых числах (единицах, десятках и даже сотнях и тысячах), между тем как понижение уровня прибыли изменяется дробями. Уже в силу одной этой причины никакое повышение поземельной ренты на счет прибыли не может грозить капиталистам понижением их standard of life.
Далеко не так успокоительно выглядит отношение между «рентой вообще» и заработной платой. Мы сказали уже, что заработная плата,— этот единственный доход «творцов общественного богатства», — понизилась вследствие увеличения производительности национального труда. Это понижение ее маскировалось, правда, изменением стоимости самых денег. Стоимость драгоценных металлов понизилась в большей степени, чем стоимость земледельческих продуктов. В свою очередь, стоимость фабричных продуктов понизилась более, чем стоимость драгоценных металлов. Вследствие этого в обмен на сырые продукты дается теперь большее количество денег, чем прежде, несмотря на увеличение производительности земледельческого труда. Денежная стоимость фабричных продуктов должна была, напротив, понизиться. Конечно, лишь весьма небольшая часть сырых продуктов может служить для непосредственного потребления; большинство их нуждается в фабричной обработке. Стоимость большей части продуктов слагается поэтому из двух частей: земледельческий труд и труд фабричный. Но чем более преобладает в нем та или другая часть, тем более зависит его стоимость от степени производительности труда в соответствующей отрасли производства. Пища рабочих есть продукт, главным образом, земледельческого труда. Она составляет, кроме того, главную статью в бюджете рабочего. Поэтому можно сказать, что стоимость заработной платы — как данного количества предметов потребления — определяется преимущественно производительностью земледельческого труда или, что то же, стоимостью сырых продуктов. Мы знаем уже, что денежная стоимость сырых продуктов возросла, несмотря на возрастание производительности земледельческого труда. Только благодаря этому возросла и денежная стоимость заработной платы, хотя эта последняя не только составляет теперь меньшую часть национального дохода, но уменьшилась даже, как сумма поступающих в распоряжение рабочего продуктов. «Я утверждаю, — говорит Родбертус, — что, за исключением некоторой части нашей прислуги, все наши работники получают теперь меньше хлеба, мяса, платья, жилого помещения, короче, всех необходимых для жизни предметов, чем получали они 50 лет тому назад. Если вы причислите к рабочим также и детей, то я берусь доказать, что жилые помещения берлинского рабочего класса содержат относительно меньше квадратных футов, чем стойла наших баранов»[2].
Как это ни странно, но людям пришлось завидовать баранам лишь благодаря успехам цивилизации. Основываясь на исследованиях Дюшатлье и Роджерса, Родбертус утверждает, что количество составляющих заработную плату предметов потребления, реальная заработная плата, в противоположность денежной, меньше в настоящее время, чем оно было 500 лет тому назад. В варварском XIII столетии рабочий лучше питался, лучше одевался, занимал лучшие жилые помещения, чем в нашем веке пара и электричества! «Обыкновенно это оспаривается, — говорит Родбертус, — потому что нас ослепляет ситец, в который наряжаются теперь наши работницы, а еще чаще получаемое ими количество зильбергрошей, которые сами по себе не отличаются, однако, питательностью». Дюшатлье доказывает, «что реальная плата понижалась во Франции с 1202 по 1830 год. То же подтверждает Роджерс относительно Англии; из его исследований оказывается кроме того, что и рабочее время тогда было короче. С 1830 года реальная плата понизилась еще более. Это было бы легко доказать и по отношению к Германии»[3].
В 1873 году наш автор послал в редакцию «Berliner Revue» опыт о распределении национального дохода в Англии, названный им «Die Baxterische und die Colquhounische Einkommenspyramide (Aus einer Einleitung in die sociale Frage)». Вот что пишет он, между прочим, Р. Майеру о результатах своего исследования: «Это поразительная, страшная статистическая картина, основанная на официальнейших данных. Вы не можете себе представить, какая печальная разница произошла в распределении (удвоившегося) населения и (возросшего в шесть раз) национального дохода в промежуток времени от 1812 года (исследование Colquhouna) по 1868 год (к которому относятся исследования Baxterа). Доход все более концентрируется в денежном мешке на вершине общественной пирамиды, весь прирост населения поглощается ее основанием, он ведет лишь к увеличению рабочего муравейника; наконец, соответствующие средним классам middle incomes постоянно уменьшаются. Эти статистические данные превзошли все мои ожидания.
Я никогда не думал, чтобы могли существовать такие тяжелые пункты обвинения против господствующей системе... Общество напоминает собою суставчатое животное, осу с перетянутой талией. Довольно! Это — зрелище, «достойное богов»[4].
Последуем и мы примеру Родбертуса.
Вспомним, что не всем же живется плохо в этой юдоли скорби и бедствий, что полезны же кому-нибудь завоевания современной науки и чудеса промышленной техники. Мы видели уже, что европейская история была очень внимательна к землевладельцам и предпринимателям. Перейдем теперь к «капиталистам» и арендаторам.
«Рента на капитал» подразделяется, как мы знаем, на две части: процент капиталиста и прибыль предпринимателя. Величина обеих частей зависит прежде всего от величины целого, т. е. самой «ренты на капитал». С ее возвышением капиталисты получают возможность требовать больший процент за пользование их капиталом, предпринимателям же дается возможность удовлетворить этому требованию без ущерба для их собственных интересов. Поэтому все сказанное выше об относительной высоте «ренты на капитал» одинаково относится к доходу как предпринимателей, так и капиталистов. Но при данной высоте «ренты на капитал» очевидно, что более высокий процент обусловливает более низкий уровень предпринимательской прибыли и наоборот. Высота процента определяется, по мнению Родбертуса, отношением спроса на капитал со стороны предпринимателей к предложению его со стороны капиталистов. Адам Смит принимает, что «разумный» процент составляет половину прибыли, полученной с помощью отданного взаймы капитала. В настоящее же время отношение между процентом и предпринимательской прибылью изменилось, по мнению нашего автора, в пользу капиталистов. Это произошло благодаря распространению акционерных компаний. Каждая компания представляет собою ассоциацию лиц, соединивших свои капиталы для той или другой производительной цели, не принимающих непосредственного участия в ведении предприятия. Последнее поручается директорам, управляющим и т. д., заступающим место предпринимателей и получающим определенное жалованье. Остающаяся, за вычетом этого жалованья, часть предпринимательской прибыли достается — в виде дивиденда — акционерам, между тем как в единоличных предприятиях часть эта поступает в распоряжение предпринимателей. Понятно, что такой способ помещения капиталов гораздо выгоднее для их обладателей; поэтому значительная часть европейских капиталов приливает в акционерные компании, и отношение между их предложением и спросом изменяется к невыгоде предпринимателей. Последние принуждены платить более высокий процент и довольствоваться меньшей прибылью. «Уровень процента возвысился у нас именно со времени распространения акционерных компаний, — говорит Родбертус, — хотя отсюда не следует, конечно, что влияние последних не может быть ослаблено или совершенно парализовано действием других факторов»[5]. Акционерные компании вообще играют очень важную роль в истории капитализма. Они представляют собою такую форму ассоциации капиталов, благодаря которой даже самые незначительные сбережения частных лиц, остававшиеся прежде вне всякого производительного употребления, идут теперь в дело и оживляют промышленную жизнь страны. Спекуляционная горячка много способствовала упадку акционерных компаний в глазах общества. «Но чем индивидуальная предпринимательская деятельность какого-нибудь Круппа или Диргардта почтеннее деятельности акционерных компаний? — спрашивает Родбертус в одном из писем к Р. Майеру. — С какой стати предпочитать нам брюнетов блондинам или обратно? Да и что вам сделали мои дорогие, дорогие акционерные компании? — продолжает он в шутливом тоне. — Эта форма производства, которая соединяет в один большой поток множество мелких капиталов, должна исполнить свою миссию. Она должна дополнить дело рук Божиих, прорыв перешейки там, где Создатель считал несвоевременным или забыл это сделать, соединить страны, разделенные морями, пробуравить Альпы и т. д. Египетские пирамиды и финикийские каменные постройки останутся далеко позади в сравнении с тем, что делают акционерные компании»[6]. Но этим не исчерпывается еще их историческая роль. Частью благотворное, частью вредное влияние их распространяется на все стороны социальной жизни. «В политическом отношении государству грозит опасность сделаться простым орудием в руках больших акционерных компаний; с точки зрения экономической они представляют нам удивительное зрелище капитала, который сам прокладывает дорогу ненавистному ему государству рабочих и чиновников». Развитие акционерных компаний ведет за собою упрочение такой формы производства, при которой все заведование предприятием переходит в руки нанятых лиц, обладатели же капиталов превращаются в простых рантьеров. И «если деятельному и энергичному роду майордомов удалось некогда свергнуть с престола обленившуюся меровингскую династию, то почему живая и энергичная организация рабочих не сможет со временем устранить общественную форму, превращающую собственников в простых рантьеров? А между тем капитал уже не может уклониться с этого пути! Digitus Dei est hic! Достигши полного цвета и развития, капитал превращается в своего собственного могильщика. Так продолжает Хронос пожирать своих собственных детей!»[7].
Нам остается сказать несколько слов об отношении землевладельцев к арендаторам, чтобы совершенно покончить с учением Родбертуса о распределении национального дохода. Собственно говоря, арендатор есть предприниматель, ведущий хозяйство на чужой земле и иногда с помощью чужого капитала. Поэтому сказанным выше об относительной высоте «ренты на капитал» и поземельной ренты, с одной стороны, и о взаимном отношении процента и предпринимательской прибыли — с другой, исчерпывалось бы все, относящееся к доходу арендатора, если бы понятие о поземельной ренте всегда покрывалось понятием об арендной плате на землю. Но эти два понятия совпадают лишь в тех странах, где образовался многочисленный класс свободных и зажиточных фермеров. Классическим примером такой страны может служить Англия, в которой сама сила вещей приводит к тому, что арендаторы довольствуются прибылью на земледельческий капитал, отдавая землевладельцам поземельную ренту во всем ее объеме. Та же сила вещей, — иначе сказать, конкуренция, — держит прибыль на одинаковом уровне во всех отраслях национального производства; поэтому и землевладельцы вынуждены довольствоваться поземельной рентой, предоставляя прибыль на капитал в распоряжение фермеров. В других же государствах Европы такое равновесие нарушается часто в пользу одной из сторон. Там, где класс фермеров находится еще в зачаточном состоянии, как это мы видим, по словам Родбертуса, в Германии, арендаторы сверх прибыли на свой капитал «удерживают в своих руках значительную часть поземельной ренты». И, наоборот, неблагоприятно сложившиеся обстоятельства, промышленная отсталость страны, отсутствие выгодных помещений для капиталов, наконец, недостаточный спрос на труд могут вынудить фермеров не только отдавать собственникам сверх поземельной ренты еще значительную часть прибыли на капитал, но из всего дохода фермы довольствоваться лишь самой жалкой заработной платой. Едва ли нужно прибавлять, что в таком положении находится Ирландия[8].
__________________________________
Ïðèìå÷àíèÿ
1 „Briefe und socialpolitische Aufsätze von Dг. Rodbertus-Jagetzow, herausgeg. von Rud. Meyer, l Band. S. 228. Родбертус утверждает, что до него ни один экономист не обратил внимания на разницу между повышением и увеличением прибыли.
2 „Briefe und socialpolitische Aufsätze", I Band, S. 239.
3 „Briefe und socialpolitische Aufsätze", I Band, S. 252. Вышеприведенные слова Родбертуса кажутся, с первого взгляда, совершенно противоречащими действительности. Мы считаем поэтому нелишним напомнить читателю, что результаты исследований Роджерса приводятся также г. Янжулом в первом томе его »Английской свободной торговли".
4 „Briefe und Aufsätze", I В., S. 328—340. Как видно из этого письма. „Einkommenspyramide" и есть найденные А. Вагнером в бумагах Родбертуса опыт о распределении дохода в Англии. Но странно, что берлинский профессор находит «незаконченным» и не печатает сочинения, посылавшегося в печать самим автором. Впрочем, Р. Майер предполагает, что издание «литературного наследства» нашего автора просто противоречит видам «железного канцлера»."
5 „Zur Erklärung etc. der Kreditnoth”, Th. II, S. 23.
6 „Briefe und Aufsätze”, 1 Band, S. 290—291
7 „Zur Erklärung der Kreditnoth”, II, S. 25, 26 и 276.
8 Впрочем, такой же точно пример русский читатель может видеть у себя дома. В некоторых местностях России арендные цены на землю в течение лишь десяти лет после освобождения крестьян возросли на 300—400% (Я н с о н, «Опыт исследования о крестьянских наделах и платежах», стр. 89). По замечанию г. Янсона, такое возвышение арендных цеп «объясняется единственно малоземельем крестьян». Не находя другого приложения для своих хозяйственных сил, крестьяне вынуждены отдавать землевладельцам значительную часть того, что должно было бы составлять прибыль свободных крестьян-арендаторов. А рядом с этим другое, на этот раз совершенно «самобытное» явление: г. Орлов («Форма крестьянского землевладения в Московской губернии») приводит пример того, что будущий «крестьянин-собственник» отдает в аренду свой надел, «за что и обязуется платить» с своей стороны известную сумму денег. Оказывается, что «поземельная рента» может представлять собою и отрицательную величину, чего, разумеется, не предвидел ни один из экономистов «гнилого Запада». Наше народное хозяйство, действительно, непохоже на хозяйство западноевропейских стран. Жаль только, что различие это было до сих пор не в пользу экономического положения трудящегося населения.