Ã. Â. Ïëåõàíîâ
Сочинения Òîì I.
Экономическая теория Карла Родбертуса-Ягецова



XVII.
(Несколько замечаний относительно «практических предложений» Родбертуса)

Нам остается сделать несколько замечаний относительно «практи­ческих предложений» Родбертуса. Выше мы говорили уже, под какими «практическими» влияниями находится Родбертус как реформатор. Он выступает перед нами в этих планах не столько в качестве беспри­страстного ученого, сколько в качестве померанского помещика, ни­когда не теряющего из виду связи интересов землевладения с интересами капитала. Взглянем теперь на его «планы» с точки зрения их осуще­ствимости. Теоретическим центром тяжести всех его планов является установление нового «мерила стоимости», замена денег — товара «про­стыми билетами». На эту меру опираются все другие предложения Род­бертуса, и хотя практическое осуществление некоторых из них воз­можно, по его мнению, и при современном денежном хозяйстве, но он категорически заявляет, что только введение нового «мерила стоимости» дало бы прочность и законченность предлагаемой им реформе. Он со­вершенно прав в этом отношении: планы его утрачивают всякое практи­ческое значение для того, кто считает ошибочной основную его по­сылку. Поэтому мы и обратимся к оценке ее теоретического и практи­ческого значения.

Учение Родбертуса о «рабочих деньгах» тесно связано с учением его о стоимости, которое было далеко не безошибочным. Он утвер­ждает, что идея прудоновской «valeur constituée» принадлежит ему, так как он ее высказал несколькими годами ранее Прудона. Действи­тельно, мы находим ее уже в сочинении его «Zur Erkenntnis etc.», вы­шедшем в 1842 году. Но в то время она была далеко не нова. Еще в 1831 году английский писатель Джон Грэй выработал проект националь­ного банка, который, имея отделения во всей стране, выдавал бы произ­водителям, в обмен на их продукты, свидетельства, с обозначением рабо­чего времени, затраченного на изготовление этих продуктов. Предъяви­тели таких свидетельств получали бы из складов банка соответствующее количество товаров, обращение которых совершалось бы, таким обра­зом, без посредства нынешних денег. Грэй так верил в практичность своего плана, что после февральской революции представил временному французскому правительству записку, в которой доказывал, что Фран­ция нуждается не в «организации труда», а в «организации обмена»[1].

Как видит читатель, в «практических предложениях» Родбертуса цели­ком повторялись идеи Грэя, с тою, впрочем, разницею, что наш автор, кроме «организации обмена», предлагал еще законодательное регулиро­вание заработной платы. Но это различие не могло придать более веса основным его положениям. Он повторил в них ту же ошибку, которую ранее его сделал Грэй, а после Прудон, и которая состояла, по выраже­нию Маркса, в «элементарном непонимании необходимой связи между товаром и деньгами». Товары представляют продукт индивидуальных производителей, так что воплощенный в них труд есть индивидуальный, а не общественный. Меновая же стоимость продуктов определяется общественнонеобходимым трудом, затраченным на их производство. Чтобы знать меновую стоимость продукта, мы должны, следовательно, знать, как относится воплощенный в нем индивидуальный труд к труду «общественнонеобходимому». В настоящее время отношение это опре­деляется в процессе товарного обращения. Необходимым следствием обра­щения продуктов в товары является превращение одного из товаров в деньги, во «всеобщий эквивалент», в различных количествах которого все другие товары выражают свою меновую стоимость. Товар-деньги ста­новятся, таким образом, «воплощением общественного рабочего вре­мени» в противоположность всем другим товарам, как воплощению ин­дивидуального рабочего времени различных производителей. Отноше­нием каждого отдельного товара ко всеобщему товаруденьгам и выра­жается отношение индивидуального рабочего времени к общественному. По проекту Родбертуса, это последнее отношение определяется в самом производстве. Путем опыта государство находит среднюю произ­водительность труда в каждом из бесчисленных его отраслей. Таким образом приводится в известность общественное рабочее время, необхо­димое на производство каждого отдельного продукта. Стоимость про­дуктов определяется именно этим общественным временем, независимо от того, каких усилий потребовало производство их от данного индиви­дуума. Но воплощенный в продуктах труд становится общественноне­обходимым трудом только в том случае, если они удовлетворяют извест­ные общественные потребности. Будучи произведены в излишнем коли­честве, продукты перестают соответствовать потребностям общества. Время, затраченное на производство излишних продуктов, есть просто даром потерянное время. А так как ни один производитель не поль­зуется на рынке какими-нибудь преимуществами перед другими, то по­теря эта распределяется между ними пропорционально количеству про­изведенных ими продуктов. Только часть труда, воплощенного в каждом из их продуктов, признается на рынке трудом общественнонеобходи­мым. «Рыночная цена» продуктов опускается ниже естественной цены их, как сказал бы Рикардо, и предприниматели сокращают свое произ­водство до тех пор, пока оно не придет в равновесие с потребностями общества. Колебание рыночных цен регулирует, таким образом, произ­водство. Чем думает заменить этот регулятор Родбертус? Должны ли товары иметь, по его проекту, кроме «конституированной стоимости», еще и рыночную цену, или, правильнее, развивается ли первая во вторую? Конечно, нет; весь секрет «valeur constituée» именно в том и состоит, что она устраняет различие между ценою и стоимостью продуктов. Родбертус забывает при этом, что «различие между ценою и стои­мостью есть не номинальное только различие», что «в нем концентри­руются все те невзгоды, которые грозят товару в действительном про­цессе обращения»[2]. Устранить его можно только с устранением самого товарного производства, т. е. путем такой организации производства, в которой продукты не будут иметь ни цены, ни стоимости по той простой причине, что они не будут товарами. Но при такой организации произ­водства сама «valeur constituée» не имела бы ни малейшего смысла. Чтобы быть последовательным, Родбертусу ничего не оставалось, как отказаться от «принадлежащей ему» идеи «конституированной стои­мости» и стремиться к новой, планомерной организации всего произво­дительного механизма, в которой не имела бы места современная проти­воположность между индивидуальным и общественным рабочим време­нем. Сама логика вещей привела к этому его предшественника Грэя, ко­торый «отрицает», по словам Маркса, одно за другим условия буржуаз­ного производства, хотя и предполагает ограничить свою «реформу» деньгами. Так, он обращает капитал в национальный капитал, поземель­ную собственность — в национальную собственность, и если вниматель­нее приглядеться к его банку, то окажется, что этот последний не только одною рукою получает товары, а другою выдает свидетельства с обеспечением затраченного труда, но регулирует и самое производ­ство[3]. Читатель помнит, однако, что, предлагая государству осуще­ствить реформы, которые, чтобы привести к чему-нибудь, должны были бы привести к устранению буржуазного способа производства, Родбер­тус хотел в то же время удержать буржуазный способ распределения на­ционального дохода. Он хотел сохранить во всей неприкосновенности современные отрасли этого дохода; поземельную ренту, прибыль и зара­ботную плату. Конечно, реформаторской фантазии нельзя положить предела, но можно требовать по крайней мере, чтобы одно «практиче­ское предложение» реформатора не противоречило другому.

Нетрудно подвести итоги сказанному нами о практических планах Родбертуса. Они неполны, односторонни, внушены соображениями, не всегда согласными с беспристрастием ученого, окончательно отказавше­гося от известных интересов и предрассудков. Наконец, — и это глав­ное, — в основе их лежит недостаточно выясненное понятие о сущности современного производства. Он хочет сохранить это производство, устраняя необходимейшие его условия, хочет товаров без денег, «бур­жуазии без пролетариата». Если эта неясность понятий повредила много его теоретическим исследованиям, то она лишила всякого значения его «практические предложения».

Заканчивая наш не в меру растянутый этюд о Родбертусе, мы мо­жем повторить сказанное нами о нем в начале статьи. Смешно ставить его учение не только выше учения Маркса и Энгельса, но и на одну доску с этим последним. Воззрения Родбертуса сложились в тот период истории экономической науки, когда старое здание классической эко­номии оказалось тесным, обветшалым и потребовало радикальной пе­рестройки. Сочинения его были замечательнейшим «знамением» этого переходного времени, но не ему суждено было стать архитектором, за­ложившим фундамент новой науки. Он усердно и добросовестно трудился над ее обновлением, не ограничивал поля своего зрения интересами од­них высших классов, не утаивал результатов, добытых классической экономией. Все это обеспечивает ему почетное место в истории науки. Верный последователь Смита и Рикардо, он был бесконечно выше со­временных ему вульгарных экономистов.




__________________________________

Ïðèìå÷àíèÿ

1 См. „Zur Kritik der politischen Oekonomieˮ, von Karl Marx, Berlin 1856, S. 61.

2 К а гl M a r x,  „Zur Kritik etc.ˮ S. 46.

3 Ibid., S. 63.